Шрифт:
Закладка:
Ганин колдовал у ног Хаяси.
– Эй, Ганин, ты что там делаешь?
– Безопасность нам с тобой обеспечиваю.
– Они живы?
– А как же!
– Это ты их?
– Извини, Такуя, но тебе слава сегодня не достанется.
– Чем это ты их? И вообще, откуда ты взялся?
– Вот сразу видно – сильно они тебя шарахнули.
– А?
– На здоровую голову ты бы начал с вопроса не «откуда ты взялся», а «куда, придурок, подевался»?
– Не придурок, а козел!
– Не хами! Я ему жизнь спасаю, а он хамит! Видали…
– Хорошо-хорошо, Ганин! Не до хохм твоих сейчас! У меня башка раскалывается!
– А я видел, как тебе ее кололи, башку твою.
– Я так понимаю по твоему пионерскому тону, что, если бы не ты, голова бы у меня сейчас действительно была бы расколота, да?
– Правильно понимаешь. Этот качок тебя уже машинально бил, по инерции, как говорят футбольные комментаторы, в падении.
Я наконец поднялся на ноги, но не скажу, чтобы держался на них уверенно и твердо.
– Так куда ты, придурок, подевался-то?
– Я-то?
Ганин чем-то хрустнул в полумраке, и только тут я увидел, чем он занят. В руках у него был рулон узкой клейкой ленты, которой обычно обматывают ручки теннисных и бадминтонных ракеток, чтобы не скользить потеющими ладонями. Сейчас же этой лентой были обмотаны ноги всех четверых бандитов и, видимо, руки, которые были спрятаны под их спинами.
– Как это ты их так ровно уложил, Ганин?
– Волоком и переворачиванием. Тяжелые, заразы! Каждый, поди, за центнер тянет! Упарился я с ними!
Издалека донесся вой сирены.
– Это ты, Ганин, полицию вызвал?
– А кто же еще? От тебя не дождешься…
– Так что случилось-то?
Ганин пнул ногой Ханэду, который вдруг весь задергался и как-то странно замычал. Я нагнулся к нему и увидел, что у него и у троих его подельников ракеточной лентой обмотаны еще и нижние части голов, и что говорить своими заклеенными ртами они не могут, только мычать.
– А рты-то ты им зачем замотал?
– А чтобы они тут не матюкались!
– Как же они будут матюкаться, если они без сознания?
– Сейчас без сознания, потом будут с сознанием… Где фотки?
Благодаря этому Ганинскому вопросу я наконец-то очнулся. Я пощупал свой живот. Плотный конверт оставался под майкой, и я извлек его на свет божий. Вернее, на тьму.
– Фотки здесь.
– Давай смотреть.
– Нет, сначала объясни мне, что случилось.
– Ох, непонятливый ты мой!
Было видно, как Ганина распирает от гордости за свой самурайский подвиг.
– Рассказывай давай! Тоже мне, Стивен Сигал нашелся!
– Ну чего рассказывать… Ты же, когда я машину ставил, в зеркало не смотрел, а я смотрел.
– Ну?
– Ну-ну! Увидел я четырех типков подозрительной наружности. Кстати, кто они?
– Это Ханэда, это Хаяси, люди Мацумото. А русских я не знаю, сам можешь у них поинтересоваться.
– Не, не буду у тебя хлеб отбирать. Твои вон уже едут.
Подмога приближалась, и сейчас уже было понятно, что стонет не одна, а минимум пять сирен.
– Ну и?
– Ну некогда мне было с тобой опасениями делиться. Я же знал, что ты пять минут без меня продержишься.
– Только пять?
Ганин взглянул на часы.
– Ну шесть.
– Продолжай-продолжай!
– Повезло нам с тобой, что рядом магазин спорттоваров. Сильно повезло! Полицию я из него не рискнул вызвать: вдруг я ошибся и качки эти – приличные люди? Но вот биту бейсбольную купил.
Ганин нагнулся и поднял с земли биту.
– Вот, значит. Финал подкрался незаметно. Я сначала понаслаждался тем, как ты их ногами месишь, но потом понял, что это не боевик по телику, а драка по жизни и что тебе и накостылять могут. Ну вот. И когда этот придурок замахнулся трубой своей, я его сзади и саданул. А потом сразу этого, этого и вот этого. Так каждого с первого раза и завалил. А потом для верности еще по паре раз им по репам съездил.
– По чему?
– По репам. Ну по головам! Вот… Проверил у тебя на шее пульс, убедился, что ты просто подустал и прилег отдохнуть, и побежал в магазин за лентой вот за этой.
– Зачем?
– Вязать их! «Зачем»… Заодно велел девке полицию вызвать. Я им план сегодня сделал – биту купил, ленту!
– Так сколько я без сознания валялся?
– Недолго. Я ленту купил и девчонку проинструктировал быстро.
– Глянь-ка, Ганин, на голове у меня нет ничего?
Я нагнулся и подставил под льющийся из витрины белый свет свою больную голову. Вместо ответа Ганин присвистнул.
– Что, настолько плохо?
– Кровоподтек у тебя на куполе. И шишка здоровая.
– Да?
– Да. Болит?
Я махнул рукой и похромал навстречу въезжавшим одна за другой на стоянку полицейским машинам. От воя сирен и калейдоскопического мерцания фонарей на крышах мне стало еще хуже: челюсть свело, мозги готовы были вырваться с треском наружу, рук и ног я почти не чувствовал.
Из первой же машины выскочил Осима, следом за ним, хлопая дверцами, на площадку высыпало два десятка его ребят. Почти все были в штатском – видно, он оторвал их от тихого субботнего ужина в кругу семьи. Осима, как и положено профессионалу, кивнул своей гвардии в сторону запеленатых Ганиным бандитов, а сам подошел ко мне.
– Что стряслось, господин майор?
– Да так, капитан… военный конфликт…
– Полицию вызвала какая-то девушка. Она японка, но утверждает, что заставил ее это сделать русский.
– Да, это вон Ганин-сэнсэй постарался.
Я вкратце рассказал Осиме о случившемся. Ганин стоял поодаль и с огорчением наблюдал, как прибывшие полицейские раздирают на мацумотовских ребятах липкие «теннисно-бадминтонные» путы и заменяют их на звонкие наручники. Узнав от меня о его роли в приключившейся истории, Осима обратился к нему:
– Ганин-сэнсэй, разрешите мне от имени городского управления полиции Немуро выразить вам искреннюю признательность и глубокую благодарность за вашу активную помощь майору Минамото!
Ганин покраснел.
– Ничего-ничего, не стоит…
– Мы должны доставить вас к нам в управление, чтобы снять показания.
– Хорошо-хорошо… У меня к вам один вопрос, Осима-сан.
– Слушаю вас.
– Можно мне эту биту с собой забрать?
– Извините, какую биту?
Ганин потряс в воздухе спасшей мне жизнь увесистой палицей.
– Вот эту. Я за нее две тысячи отдал.
– Я думаю, проблем с этим не будет. Пока
