сестры. Но если Эварс не хочет к ней ехать, я тоже не хочу. Это удивительное чувство слияния, растворения в чужой личности. Наверное, у меня такое, правда, первый раз. Мне кажется, ни с первым мужем, ни с Сашей у меня такого не было. Я улыбнулась собственной мысли. Первый муж… Мне кажется, что рядом со мной сидит мой будущий второй муж. И я хочу раствориться в нем, хочу быть с ним одним целым. Ведь в этом и есть смысл брака, семьи – чтобы стать одним целым. Чтобы больше не было «мое», а было «наше». Чтобы «я» превратилось в «мы».

Я чуть вздохнула, когда мы проехали поворот в сторону Маришиного загородного дома. Она, как будто слыша мои мысли, недавно написала мне – я увидела сообщение на телефоне: «Какие планы на выходные? Мы уже в коттедже. Приезжай». Моя сестра тоже пишет «мы», правда, у нее это временно. А у меня, похоже, на всю жизнь. Мои мужчины не отучили меня верить в любовь. Пытались, но не смогли.

– Тебе чай какой заварить? – Маришино улыбающееся лицо появилось на мониторе моего телефона. Я успела увидеть, как ее аспирант – даже не хочу запоминать, как его зовут, нет никакого смысла – помахал мне рукой из-за ее спины. Что за страсть к молодым! О чем можно с ним говорить? Он человек другого поколения. Я могла бы спросить Маришу, насколько он младше ее, но не буду.

– Чай? В смысле?

– А разве ты не едешь ко мне?

– Откуда ты знаешь?

– Значит, зеленый с имбирем и лимоном? Или улун?

– Я не еду, Мариш, я только собиралась к тебе. Как ты узнала?

– Да как обычно, Лёль, другим зрением.

– Я была рядом. Там, знаешь… не важно…

– Я в курсе.

– Ты знала, что мы поедем смотреть тюрьму? Это, конечно, ты помогла Эварсу получить пропуск?

Эварс кивнул вместо Мариши.

– Лёля, я честно не знала, в какой точно день он поедет. И не знала, что ты поедешь зачем-то вместе с ним. Просто я часа два назад почувствовала, что ты где-то рядом.

– Это правда. Но сейчас мы уже подъезжаем к дому.

– Хорошо, ладно… – задумчиво проговорила Мариша и отключилась.

Эта удивительная способность моей сестры иногда пропадает. Мне кажется, она обостряется, когда со мной что-то не в порядке или ей так кажется. Почему она обострилась сейчас – непонятно. Более счастливой я никогда не была. Разве что в самые первые дни и недели общения с Сашей. Я не хочу больше выспрашивать ни у Мариши, ни у Эварса, как точно они познакомились, какую роль здесь играла моя мама. Если человек почему-то не хочет тебе говорить правду, подумай, почему. Я понимаю, что ничего интересного я не узнаю. Изменить мое отношение к Эварсу не может ничто. И самое главное – мне в принципе сейчас все равно. Ведь главное – что мы встретились, главное, что мы вместе.

Я понимаю, что мне нужно готовиться к переезду. Эварс не ищет здесь работу. Эварс когда-то уедет домой. И я уеду вместе ним, потому что мы с ним одно целое. Потому что мне с ним лучше, чем одной.

Когда-то Мариша ответила мне на вопрос, почему она не хочет выходить замуж за чудесного, с моей точки зрения, человека, который три года подряд за ней ухаживал, Мариша с ним встречалась, но о замужестве слышать не хотела. Она мне четко ответила: «Я выйду замуж за человека, с которым мне будет лучше, чем одной». И это при том, что Мариша в принципе не любит быть одна. Рядом с ней обычно мелькает какой-то воздыхатель или просто ловкий аспирант, как сейчас (не уверена, что он искренне влюблен в мою сестру). А если никого нет, то она ездит ко мне, зовет меня на выходные, потому что ей кто-то нужен. Но для постоянной жизни никто не подходит. А мне – подходит. Вот этот веселый, приятный человек, который смотрит на меня с обожанием, понимает каждое мое слово и чувство, который меня любит так же, как я его.

Глава 28

Когда любишь, каждый день наполнен смыслом. Когда любишь и любят тебя в ответ – смысл этот переполняет тебя. Я никогда не была так счастлива. По пути на работу мне сегодня встречались только приятные, красивые, доброжелательные люди. Юлечка показалась невероятно милой в темно-сером мешковатом платье, которое она носит с тех пор, как ее вероломный любовник опять пропал. Первый же посетитель попытался было разрушить прекрасное настроение, но это у него не получилось.

Человек, измученный двухлетним спором с хозяевами московских парковок, пришел ко мне за добрым советом. Два года он пытался оспорить штраф в пять тысяч рублей, который ему выставили случайно за оплаченную парковку в Москве, куда он съездил на своей машине, чтобы сэкономить на билете на поезд. Уже и суд был – мировой судья присудил человеку устное взыскание, непонятно за что, но, главное, письменно подтвердил, что у мужчины есть все документы, подтверждающие его правоту. Но судебные приставы тем не менее взыскали с него одиннадцать тысяч рублей, пять как ошибочный штраф, тысячу – за свое беспокойство и труды, а еще пять – повторно, просто случайно.

И вот шестидесятипятилетний мужчина пишет, ходит, еще пишет, еще ходит, пытается доказать, ругается, и ничего не может доказать. У него на нервной почве началась чесотка, он плохо спит, пьет успокоительные таблетки, от них вяжет во рту и болит желудок, он пьет другие таблетки, от них болит кишечник и гудит в голове, он пьет травяные настои, от них стало вроде получше, но появилась горечь во рту и нет аппетита. Жена живет у детей в другом городе, растит внуков, сочувствует мужу, но на расстоянии и не очень сильно. А мужчина живет с двумя собаками, которые одни его понимают. И он пришел ко мне, потому что ему посоветовала соседка, которой я когда-то помогла некими советами.

Я даже вспомнила эту соседку, точнее ее проблемные отношения со взрослым сыном, который бросил диссертацию, не заводит семью и все свободное время бегает. Бегает и бегает, в выходные, в праздники, первого января и первого мая, постоянно ездит на эстафеты, забеги, марафоны в разные области и города, в обе столицы, никогда не получает первых мест, но он и не за местами туда ездит. Просто ему нравится бегать, как будто он живет только на бегу, а все остальное время – отдыхает между бегом, набирается сил. Я посоветовала женщине принять это как данность, пока он не убежал и от нее тоже, как убежал от научной работы, невесты, друзей и всей обычной жизни.

Пришедшего ко мне сегодня мужчину я тем не менее попросила как можно подробнее описать его соседку, чтобы он немного успокоился, потому что, живописуя свои судебные тяжбы с московским парковочным пространством, он раскраснелся, руки стали дрожать, он несколько раз вставал, садился, двигал стулья, стучал крупными руками по столу, тяжело дышал, пил воду стакан за стаканом, глотал крохотные коричневые пилюли и разжевывал, давясь, крупные белые.

– Это одиннадцать тысяч рублей, всего лишь одиннадцать тысяч рублей, – пыталась сказать я.

– А моя пенсия – три с половиной!!! Я всю жизнь просидел на кране, я крановщик, понимаете? Моя машина после той поездки в Москву два месяца стояла в ремонте. На собак уходит полторы тысячи в месяц. Но это ладно! Я подработаю, потаксую, моя машина меня не подведет. Собаки и машина – все, что у меня есть!

– Еще жена, дети и внуки, – мягко напомнила я.

– А! Кому я нужен! Но я не смирюсь с несправедливостью! Даже если бы это было не одиннадцать тысяч, а одна!

И он начал все с начала. Я дала ему высказаться, хотя понимала, что рассказывает он это сотый раз в жизни. Он рассказывает это всем, кто соглашается его выслушать. Он не может поверить, что бывает такая несправедливость. У него внутри живет отчего-то – как и многих людей – ощущение, что в мире есть и должна быть справедливость. Я понимала, что им движет, что на самом деле не в десяти тысячах дело.

– Поймите и примите, – аккуратно встряла я, – главный закон жизни – несправедливость.

– Что? – Мужчина даже не сразу понял, что я сказала. – Что?!

– Несправедливость. Понимаете? Кому-то выпадает – как в рулетку – умереть ни за что, случайно. Кому-то – быть