Меня вывел из себя тот факт, что она пришла с этим куском дерьма, и злость только нарастала. Я немного выпил, и моя защита ослабла. Я больше не мог притворяться безразличным к тому, что мы снова уезжаем, а она не едет с нами. Я знал, что ей надоели все эти ссоры, и, возможно, ничто из того, что я мог сказать или сделать, не заставило бы ее передумать. Но я не собирался сдаваться. Я не мог.

И эта ссора закончилась очередным уходом Джессы. Но в тот раз… до меня быстро дошло, что она хотела уйти навсегда.

Уйти из группы… и лишиться всякой возможности видеться со мной.

Я все еще не мог с этим смириться.

На следующий день, перед тем как мы уехали из города, я передал ей букет роз. Белых, с открыткой, на которой было написано: Позвони мне, когда передумаешь.

Она так и не позвонила.

Дело в том, что я всегда думал, что она позвонит.

Я никогда не переставал ждать этого звонка.

И, возможно, именно это пугало меня больше всего. Я мог положить к ее ногам все, что у меня было, а она могла просто уйти – и теперь это, возможно, произойдет снова. Я открою перед ней дверь, предложу все, что способен ей дать… а она все равно уйдет и оставит меня одного.

Снова разобьет мне сердце.

Потому что она, черт возьми, была на это способна.

Когда я присоединился к Джессе на террасе, она, казалось, была в хорошем настроении. Какая-то задумчивая и расслабленная. И она определенно была рада меня видеть; она встала, бросилась в мои объятия и крепко-крепко обняла меня, а затем снова устроилась на диване с какой-то застенчивой улыбкой.

Так что все изменилось.

В лучшую сторону.

Потом мы поговорили. По-настоящему поговорили, не ссорясь, как в детстве. И на этот раз речь шла не обо всем том дерьме, которое пошло не так, и не о расстоянии между нами. Это был просто приятный разговор.

Сначала я сел в одно из кресел, стоявших напротив дивана, и наклонился вперед, чтобы быть поближе к ней. Мне нравилось наблюдать за ней, за этим блеском в ее глазах, когда она была счастлива; этого блеска я не видел чертовски давно. То, как двигались ее губы… этот красивый нежный изгиб верхней губы и полнота нижней, то, как подрагивали уголки, когда ей было весело… то, как она обнажала все свои зубы, когда смеялась.

Постепенно мы сблизились, пока я не оказался сидящим, а затем и лежащим на диване рядом с ней. Мы оба лежали на спине, прижавшись боком друг к другу, и просто болтали без умолку, как будто во всем мире больше не было никого, кто имел бы значение.

Мы долго лежали так, просто разговаривая.

Я не забыл о своем обещании проникнуть языком ей между ног, но, может быть, мы еще поработаем над этим. Я действительно не был готов к тому, что она снова расплачется.

Этот мир между нами был слишком идеальным и хрупким.

В конце концов она сказала:

– Мне жаль, Броуди.

Я глубоко вздохнул.

Я годами хотел услышать от нее эти слова, но, когда она произнесла их столь искренне, я понял, что мне нужны не извинения, а она.

– Я знаю, – сказал я.

– Я имею в виду, что… я облажалась. Я продолжаю мучить себя, понимаешь? Из-за всех этих плохих воспоминаний… из-за всех тех случаев, когда я все портила.

– Наверное, именно этим мы и отличаемся, – сказал я, наблюдая за тем, как свет от камина и тени играют на ее чертах. – Я продолжаю мучить себя хорошими вещами.

Она внимательно смотрела на меня.

– Я просто… я надеюсь, ты сможешь простить меня, – прошептала она.

– Мне нечего прощать. Я сам был придурком, Джесса. Ты это знаешь. Ты не должна передо мной извиняться. – Я уставился на нее в свете камина; она была так чертовски красива. Из-за такой красоты разжигали войны. – Нет, если ты будешь здесь. Со мной.

Она ничего не сказала, только кивнула.

– Я имею в виду то, что сказал. На свадьбе. Ты знаешь… в твоем домике. – И я повторил эти тяжелые, но правдивые слова: – Все не может быть так, как раньше.

Да, я очень сильно хотел, чтобы она вернулась. Но если бы ее возвращение означало что-то еще, больше напоминало о прошлом… Я, черт возьми, не смогу пойти на это.

Даже ради нее.

Я не смогу видеть Джессу в своей жизни и не быть с ней.

– Мне не нужно, чтобы все было как раньше, – тихо ответила она. – Но мне действительно нужно вернуть своего друга. – Затем ее мягкая и сильная рука скользнула по моей.

– Ты никогда не теряла меня, – сказал я ей.

Некоторое время мы лежали, молча держась за руки, мое сердце бешено колотилось в груди. А потом мы снова заговорили.

– Расскажи мне, что я пропустила, – попросила она. – Ну, знаешь, с группой.

– Что ты хочешь знать?

– Все, – сказала она, и ее глаза заблестели. – Я хочу знать все.

Поэтому я как мог рассказал ей о взлетах и падениях последних лет, а также о путешествиях и жизни с группой талантливых, эгоистичных, капризных, непредсказуемых и определенно немного безумных рок-звезд. В основном о многочисленных взлетах. Самых грандиозных вечеринках, самых эпичных концертах, удивительных местах, где мы побывали.

Я также рассказал ей обо всех беспорядках, которые Мэгги, Джуд и я разгребали на протяжении многих лет. Об истериках и разгромленных гостиничных номерах (Зейн), о случайных исчезновениях за несколько минут до начала концерта (Дилан), о череде разбитых сердец и угрозах расправы со стороны брошенных женщин (Зейн и Джесси), о нелепых розыгрышах, которые заканчивались ночами, проведенными в тюрьме или в больнице (Зейн и Дилан) и о громких разборках, заканчивающихся либо слезами, либо смехом (Эль и почти все остальные).

Теперь драмы, связанные с группой, стали… не такими катастрофичными. Все приближались к рубежу тридцати лет, в первую очередь Джесси, Зейн и Джуд, а за ними и Эль; или уже преодолели его – я и Дилан. Десять лет мы работали вместе как группа (Джесси, Зейн, Джуд и я – дольше), и все постепенно остывали. Думали о том, что будет дальше. Ради группы, ради самих себя. Дни, когда мы веселились всю ночь напролет, спали весь день напролет, трахались с бесконечной чередой нетерпеливых поклонниц и пили все спиртное, что попадалось на глаза, потеряли, по крайней мере, часть своей привлекательности.

Я видел, как все в группе – не только Эль – смотрели на наших молодоженов. Кэти изменила его в хорошем смысле; Джесси всегда был счастливым парнем, но в прошлом году что-то произошло.

– Она пробудила в нем все лучшее, – сказал я. – Даже не прилагая усилий, она показала ему, что есть лучшая жизнь. Какой бы эпичной ни была его прошлая.

– Да. Я это вижу.

– На самом деле, я думаю, парни завидуют. – Я имел в виду Зейна и Дилана, но я тоже завидовал тому, что было у Джесси и Кэти. Конечно, завидовал.

Я продолжал говорить, а Джесса продолжала слушать. Когда истории получались интересными, она просила рассказать подробнее. Она также хлопала меня по руке, когда они становились слишком безумными, чтобы в них можно было поверить. Но лучше всего было, когда она