Я почему-то верил, что все эти поганки: ведро с гранатой, госпиталь, фальшивая смерть – всё это было исключительно прелюдией конца кошмара. И я поеду домой. Знаю, у психиатров это называется «магическое мышление». Но верить всё равно хочется.

Потянулись долгие минуты ожидания. Что-то там связист говорил, слушал и в конце концов с легким сожалением произнес:

– Нет ответа. По другому номеру звонить будете?

– Давайте в Орел, по этому, – я быстро накарябал пять цифр номера.

А вот тут повезло сразу.

– Аллё, – я услышал голос матерного сожителя.

– Федя, это Андрей.

– О, Андрюха, здравствуй, – обрадовался он. – Только вспоминали тебя. Что там…

– Мать дома? – прервал я его.

– Так Валя на работе, вот беда, – засокрушался он.

– Неважно. Слушай меня внимательно. Я живой. Вот сейчас, сегодня, понял?

– Что случилось? – наружу вылез военный, желающий точных фактов без двусмысленностей и толкований.

– На меня случайно оформили похоронку. Перепутали, фамилия похожа, имя и отчество совпали. Тело отправили в Союз. Федя, прошу, что угодно сделай, но сообщите это Ане. Я дозвониться не могу до нее. Не важно где и с кем вы ее найдете – скажите, что я живой и со мной всё в порядке. Договорились?

– Сделаю, Андрей. Не беспокойся, – сказал Федор таким голосом, что я теперь ни на секунду не сомневался – этот найдет. И скажет. Вот и хорошо.

* * *

После этого из меня будто стержень вынули. Да и палата наша потихонечку рассосалась. Совместно отбыли Лапкин с Баркарем, а через день – выписали и Михайлова. Остальные мне были не интересны, и я тупо провалялся до выписки в постели, мучая «Слово и дело» Пикуля, очередь на чтение которой дошла до меня. Одолев за два дня едва сотню страниц по диагонали, понял, что царствование Анны Иоанновны заинтересовало меня примерно так же, как и отчет профсоюзной организации, в котором детально расписали траты на производство портретов членов Политбюро, и отдал книгу следующему.

Перед отъездом зашел повидать особиста. По сути Андрей Никитович ничего плохого мне не сделал. Ну постращал слегка насчет иностранных журналистов – так работа у него такая. Зато Тимофеева принял быстро и качественно. Слышал, что были шмоны в госпитале, весь «Тонус» изъяли, заперли и опечатали в аптеке с наркотиками. Хрен кто теперь отравится.

– Что, тезка, починился? – Каверзнев отложил писанину, внимательно на меня посмотрел. – Что-то лица на тебе нет…

Я коротко пересказал особисту свою ситуацию.

– Вот долбодятлы! – Андрей Никитович выругался, потом еще прибавил матерно. – Ну нет, какие же идиоты кругом. Дня не проходит, чтобы какой-нибудь залет не случился! Куда катимся?

Дальше особист начал жаловаться на жизнь, опять на идиотов вокруг. Рассказал, что до перевода в ограниченный контингент служил в Ленинграде, курировал один закрытый НИИ. Там яйцеголовые ребята решили проверить советскую систему образования. Которая, как известно – лучшая в мире. Но ведь всегда есть что улучшить, правда? Притащили американскую систему измерения интеллекта – IQ. Разумеется, слегка адаптировали ее для отечественных реалий. Запустили проверки в школах.

– У шестидесяти процентов интеллект не был вообще обнаружен, – особист залез в сейф, достал бутылку водки, два стакана.

– Я не буду! – Пришлось идти в отказ.

– Чего так?

– Мне такие лекарства во время лечения давали… еще год печень восстанавливать…

– Ну ладно, а я выпью, – Каверзнев набулькал себе беленькой. – Так вот. У тридцати процентов интеллект оказался ниже среднего. У семи процентов – он просто средний, и только у трех процентов был больше ста. Гениальных детей вообще не обнаружили. Что тут началось! Комиссии, проверки, партком… Кого выращиваем? Кто будет строить коммунизм? Вот эти дебилы? – Особист достал вслед за водкой, бутылочку «Тонуса». Как я заметил, не вскрытую.

– И что было дальше?

– Ученым впаяли буржуазный метод исследований, идеологическую диверсию. Разогнали целый отдел к чертям.

– И правильно сделали, – пожал я плечами. – Тест Айзенка вообще нельзя переносить кросскультурно. Сами американцы с этим столкнулись. У них там все цветные по нему тоже выходят дебилами – от негров до азиатов.

– Да? – особист сильно удивился. – Айзенк, Айзенк… Еврей, что ли?

– Кажется, немец, – я попытался вспомнить национальность психолога. – Или англичанин…

– Ну тогда ладно, – Каверзнев тяжело вздохнул, слегка поколебавшись, еще плеснул себе водки. Мощно он так без закуси. Как бы потом вещдоком не догнался…

– Я слышал, что на Западе психологи впоследствии и обнаружили, что тест IQ содержит некорректные вопросы и неправильные ответы. Измерить нормально им интеллект невозможно. Кстати, Андрей Никитович, а что там по моему вопросу?

– А что? – переспросил особист. – Давай, дуй к месту службы, жди приказ. Когда – не знаю. Может завтра, может – через месяц. Сам видишь, что творится.

Я посмотрел на часы. Мне было пора. Попрощался с особистом и пошел собирать вещи. Хотя какие у меня вещи? В карманах вошь на цепи да блоха на аркане.

Выписали меня на тридцать девятый день болезни и повезли на тот самый кабульский аэродром, где я полтора миллиона лет назад влез в нутро печально известного вертолета. Неужели это со мной было?

Зато сейчас я летел с бандой жизнерадостных головорезов из разведроты, беспрерывно рассказывающих древние анекдоты и тупо шутивших друг над другом, без конца сыпя довольно обидными подначками, на которые окружающие реагировали здоровым жизнерадостным смехом. На чаморошного лейтенанта-медика, забившегося в угол, никто не обращал внимания. Будто меня и не было. Другой бы спорил, я не буду.

По уму, конечно, надо было поговорить с заведующим и зависнуть еще на недельку в госпитале, отдохнуть и набраться сил. К тому же он намекал, что можно решить вопрос о дальнейшем прохождении службы в королевских конюшнях, где такому специалисту обязательно нашлось бы применение. Но меня будто что-то гнало из этого места, я чувствовал себя там насквозь чужим. Знаю, как это называется – астенизация после болезни, с неизбежной депрессией и дисфорией. Но хотелось побыть просто больным, а не доктором. Устал.

* * *

На этот раз по прилете меня не встречал никто. Посмотрел мельком по вертолетной площадке – представители медроты отсутствуют. Делегации не прислали. Ничего страшного – мне сейчас только встречи с оркестром не хватало для полного счастья. И сам дойду, не маленький, дорогу знаю, а пожитков у меня – раз-два и обчелся. Попозже надо будет в строевой отдел зайти и финансистам аттестат отдать тоже, но делать крюк, чтобы попасть в штаб именно сейчас, совсем не хотелось.