А стоило мне выровнять полет, как за мою ногу ухватился черный жгут, моментально полыхнувший светом так, что я на несколько секунд потерял зрение. Рывок к земле вышел резким и сильным. Но немец не просто сбросил меня, он задал такой угол, что я ударился об несколько деревьев, переломив их своих корпусом.

Окончательно земли я коснулся лишь метрах в трехстах от места, над которым летал. Однако сразу же встал прямо. Поправив припыленный костюм, я двинулся в сторону, где магический взор показывал немца.

Германец же приближаться ко мне не спешил. Оценив мои возможности, он предпочел удалиться как можно скорее. Так что-то заклинание ускорения, которое позволило ему догнать меня за один удар сердца, теперь вспыхнуло вновь.

Вспыхнуло, но бессильно рассыпалось магическими частицами. Контрзаклинаний ведь никто не отменял. Поэтому я продолжил спокойно идти навстречу с врагом, пока он, видимо, решив, что ошибся, попытался повторить чары.

И ведь немудрено — для него это был явно тяжелый бой, к тому же немец не обладал магическим взором, а потому не смог с ходу определить, почему его магия не сработала. Вот только я уже был близко, а он оказался вынужден двигаться пешком. Резерв противника опустел процентов на семьдесят, что неудивительно, ведь выкладывался он в этом поединке всерьез, трезво оценив мои умения и силу.

Мне тоже вышло не то чтобы нелегко, но и не просто. Конечно, всегда оставались площадные удары, однако устраивать Армагеддон посреди леса не входило в мои планы. Да и это было бы просто нечестно. Мне впервые попался настолько достойный и опытный противник. Если у кайзера таких много, Российскую Империю ждет ряд крайне болезненных открытий.

И это еще одна причина посмотреть, на что он способен. Ведь мне нужно знать, на противостояние с какими силами рассчитывать будущую защиту наших солдат. Не хотелось бы, чтобы один такой чародей смог развалить целый фронт, а ведь он вполне на это способен — и арсенал впечатляет, и силы хоть отбавляй. А главное — он пользуется чарами вполне осознанно, знает, когда и как их применять.

Это очень опасно.

— Как тебя зовут, чародей? — спросил я, настигая своего противника.

Он резко обернулся, выбрасывая в мою сторону руки. С его пальцев сорвалось несколько стихийных заклинаний. Но все они бессильно распались, едва достигли моей защиты.

Конечно, это уже был жест отчаянья. Однако примечательно то, что он использовал собственные ногти для зачарования. Одноразовый удар, мощный — на уровне четвертого узла. И, разумеется, слабая плоть не выдержала, кончики пальцев разорвало, с них брызнула кровь.

Я проводил несколько капель взглядом, а немец с искаженным от боли лицом распахнул свой мундир и потянулся что-то оттуда достать. Не став давать ему шанса нанести прощальный удар, я наложил на него паралич.

Застывший в одном положении чародей мог лишь смотреть перед собой. А я медленно пошел к нему, преодолевая оставшиеся между нами метры.

Если они додумались накладывать зачарование на собственные тела, рано или поздно дойдут и до идеи делать это с костями. Фактически повторив мой собственный опыт. Что говорить, операция, которой я подверг собственный организм, требовательна, но… Немного поупражнявшись, германские чародеи смогут ее повторить. Тем более я уверен, что от добровольцев у них отбоя не будет. Уж слишком соблазнительна возможность получить сразу несколько заклинаний, которые не требуют от тебя ровным счетом никаких усилий и сработают в любой момент по одному желанию.

Впрочем, даже сейчас, используя татуировки, такие чародеи могут доставить проблем. А то ведь, если правильно модифицировать печати, можно их приживить и простецам. И вот тогда это станет настоящей проблемой. Стоило только представить, как тысячи солдат осыпают окопы магическими ударами, я нахмурился.

— Раз ты не хочешь представиться, я возьму капли твоей крови и наложу на них проклятье, заставляющее плоть сползать с костей, — предупредил я и увидел в его взгляде столько лютой ненависти, что если бы она могла обратиться в пламя, меня бы даже защита не спасла. — Как ты понимаешь, весь твой род умрет в страшных мучениях. Каждый, в ком есть хоть капля общей с тобой крови. Впрочем, знаешь что? Я все равно так поступлю.

И, достав платок, я жестом заставил висящие на кончиках пальцев капли переместиться на ткань. А затем, поняв, что больше ничего мне противник уже не покажет, телекинезом свернул ему шею.

Жизненная эссенция хлынула ко мне мощным потоком, восполняя потраченные силы. Но я не обратил на это особого внимания, куда больше меня занимал тот факт, что немцы оказались гораздо подкованней в чародействе, чем я думал. Мое высокомерие негативно сказалось на моем прогнозе.

Что можно сделать, чтобы исправить эту проблему? Ну, для начала исполнить угрозу, разумеется. Однако убивать всех подряд, тем более таким жестоким образом, я не собирался. А вот поисковые чары использовать — совсем другое дело. До убийства детей и женщин я опускаться не хочу.

Вернувшись на дорогу, я щелкнул ногтем по наушнику.

— Есть кто? — негромко спросил я.

— Мы почти на месте, Иван Владимирович, — отозвалась Снежана Александровна. — Еще пять минут.

— Хорошо, жду, — произнес я, прежде чем прервать связь.

Еще раз взглянув на тело немца, я приманил его телекинезом. Уложив труп рядом с собой, я направил на него печать, и едва магия смерти активировалась, пронизав останки незримой для других силовой нитью, задал вопрос:

— Кто ты?

— Карл фон Гаммерштейн, — ответил мертвец.

И ведь даже не Аусдорф, у которого бы действительно имелся повод сражаться со мной насмерть. Вроде бы владетели, получившие в свои руки Западную Польшу, не собирались воевать с нами. Так что он тут делает? Решил поиграть в героя и показательно казнить нарушителя, против которого побоялся выйти аристократический род, максимально приближенный к кайзеру?

Впрочем, были вопросы поважнее.

— Кто сделал зачарование твоих ногтей, Карл? — уточнил я.

— Мой отец, Герхард фон Гаммерштейн.

— Это родовое знание?

—