Я застыла камнем, глядя перед собой. Глотая неожиданно ставший холодным воздух, затем стала смотреть по сторонам, оглядываясь, словно каким-то непостижимым образом еще могла успеть увидеть его, удаляющегося от меня по тонкой тропинке в никуда.

— Сьегард! — произнесла я. По щеке сбежала тонкая слезинка, затем вторая… Прямо к губам. Во рту стало солоно и горько.

— Сьегард! — крикнула я и рванулась вперед, туда, где в гуще мертвых деревьев прятался дом старой Хеге. Я бежала торопливо, спотыкаясь и так надеясь, что застану колдуна у ведьмы…и в первый раз не смогла отыскать ее покошенный домик в этой чаще. Когда прошло время, и я поняла, что хожу кругами по лесу, я остановилась, догадываясь, что старая ведьма закрыла мне дорогу к своему дому. Она спрятала от меня колдуна, потому что не хотела, чтобы я нашла его и остановила. Да что ж она за существо такое? Что может быть между ней и Сьегардом? Что их связывает и почему он так внезапно решил уйти?

Осев на тропинке, я закрыла руками лицо. Что мне стоило сказать раньше, что он мне нравится? Почему тянула до последнего? Какая же я дура? Глупая и наивная дура!

Ветер над моей головой зашелестел сухой листвой. Я не помню, сколько еще просидела так на земле, лелея свое разбитое сердце и собственную глупость. Его прощальный поцелуй показал, что я для него что-то да значу.

— Сьегард, — подумала я, поднимаясь на ноги и отряхнула платье…

… Хеге стояла рядом с девушкой. Стояла и смотрела как она уходит. Старухе даже немного было жаль Ингегерд. Младшая дочь Торхельма была слишком юна и потому Хеге ничего не стоило обвести ее вокруг пальца. Она успела забрать внука до того момента, как девчонка призналась бы ему в своих чувствах. Поцелуй, которым наградил ее Сьегард, позволил Ингегерд наконец понять свои чувства, но поздно, потому что она, Хеге, была быстрее.

— Прости, девочка, — прошептала она во след тонкой фигуре, удалявшейся прочь, — Прости, но он нужен мне самой. Я не могу позволить своему сыну стать моим приемником. Поэтому Сьегард останется со мной. Он станет достойным Хранителем Грани, когда меня не станет.

Хеге отвернулась и направилась к своему дому, где ее ждал внук.

Фрида была вне себя от разочарования и нахлынувшей злости. Она с яростью принялась вымешивать тесто, догадываясь, что из него, впрочем, ничего путнего не получится. Тесто очень не любило такого отношения к себе, а молодая женщина так и пыталась выместить злость на бедном желтоватом комке. Все у нее не так. Затея, на которую она так много ставила, провалилась. С утра уже начал болеть живот, сообщая своей хозяйке, что следом ждать и привычных женских недомоганий, а ведь Фрида так надеялась, что этого не случится.

— Что ты хотела, глупая, — подумалось ей, — Чтобы прямо сразу и забеременеть. Так не бывает, а если и бывает, то не с твоим счастьем.

Фриде так хотелось малыша. Похожего на ее мужа, точную копию Ролло, который только в отличие от своего отца будет любить лишь ее, Фриду, но нет. Судьба не подарила такого шанса и злость сдавила девушке сердце. Злость и обида, что все ее ухищрения и старания пошли прахом.

— Госпожа! — голос кухарки Эрны вывел девушку из задумчивости, и она перестала истязать тесто.

— Госпожа, кто же так вымешивает! Оно же не поднимется! — кухарка приблизилась и деловито подвинула Фриду, которая, впрочем, не стала возражать. Только не сейчас, когда голова занята не понятно чем.

— Давайте, я закончу. Вижу у вас не тот настрой! — и Эрна принялась за тесто, пока Фрида отошла в сторону и мыла в тазу перепачканные руки.

— Вы бы отдохнуть пошли что ли, вон бледная какая, — продолжала кухарка, одновременно с изучением лицо своей госпожи, вымешивая тесто.

Фрида скинула фартук и кивнув служанке, вышла из кухни. Ноги сами понесли ее куда-то прочь из дома. Она спустилась по крыльцу и вышла во двор. Пересекла его и направилась мимо курятника куда-то по дороге, почти не глядя себе под ноги, пока не поняла, что они принесли ее на тот самый утес, где она так часто стояла, дожидаясь возвращения Ролло из очередного плаванья. Сейчас море перед ней было спокойно, словно темная зеркальная гладь. Изредка от дуновения ветра, прилетавшего с берега, по нему пробегала рябь. Казалось море спит. Даже волны едва набегали на песок. Почти бесшумно и незаметно. Такая тишина была зловещей. Словно перед сильной грозой, хотя Фрида не видела на небе ни единого облака.

Девушка присела прямо на траву, глядя перед собой на безмолвную гладь. Задумчиво прикрыла глаза.

— Что делать? — спросила она сама у себя совета. Снова заменить собой рабыню? А если Ролло в следующий раз заметит? Он и так как-то странно поглядывает на нее в последнее время, словно догадывается. А Самира с тех пор еще дважды посещала его покои, что выводило из себя всегда спокойную Фриду. Да только она не винила молодую рабыню, хотя понимала, что той и льстит внимание хозяина. Фрида переживала только за то, чтобы Самира не забеременела от Ролло раньше нее самой. Это было бы сильным ударом для Фриды.

Когда живот скрутило болью, девушка едва удержалась, чтобы не ударить по нему кулаком.

— Глупое чрево! — злилась она, — Столько стараний и все насмарку.

Она не заметила, как разрыдалась и только очнулась, когда поняла, что небо стало темнеть, а закат уже окрасил море в цвета пламени. Посмотрев на мокрые ладони, она заставила себя подняться на ноги и встать, гордо расправив плечи.

— Я дочь Торхельма, а значит я не сдамся, — сказала она вслух, — Я сделаю свою жизнь такой, как захочу, или это буду не я! — и вздохнула успокаиваясь.

Ветер подхватил ее слова и унес куда-то вдаль, к имению, где стоявшая в отдалении высокая фигура, поспешно скрылась из виду. Но Фрида не успела ее увидеть, когда направилась обратно к дому, шагая с высоко поднятой головой.

Лорри стала вставать с постели уже на третий день, хотя Щетина и слуги пытались ее уложить обратно, но напрасно. Булат не вмешивался и только махнул рукой, понимая, что упрямая северянка все равно настоит на своем и дал добро, позволив девушке выходить ненадолго во двор, а потом, когда она окрепла, и спускаться к берегу моря.

Рана заживала быстро, и сама Лорри говорила, что с ней так всегда.

— Как на собаке! — смеялась она, разговаривая