Шрифт:
Закладка:
Азвестопуло опять вскочил:
– У атамана есть прием, который тогда его выручил. В Рязани запахло жареным, и Сапрыга перебежал в Саратов. Разбойничал, прибился к шайке местных головорезов, завел бабу. Когда дубровинцы взяли шайку Лаврентьева за пищик, он сделал обратный ход – вернулся в Рязань. И все ему сошло с рук. За два года рязанские сыскные забыли о нем.
– И что?
– А то, что он может опять кинуться на прежнее место. Егорка человек недалекий. Что один раз сработало, сработает снова, думает он.
Лыков прикинул и возразил:
– Нет, слишком мало времени прошло. Он понимает, что в Рязани его забыть еще не успели. Полагаю, он здесь. Нашел притон и сидит тише воды ниже травы. И вопрос всего один: как нам отыскать это убежище.
– Облава, – лаконично подсказал грек.
– Облава… Саратов крупный город, в нем много потаенных мест. Трясти их по очереди? Егор Савватеич станет переходить из своей норы в уже обысканное место – они всегда так делают. А все дыры зараз не обшаришь. Но облаву все равно надо проводить, хуже от нее не будет. Вдруг и Ваньку Сухого поймаем? Надо толковать с полицмейстером – пусть почистит улицы.
– Еще следует навестить подельников Егорки, которые сидят в тюрьме, – напомнил Сергей. – Я навел справку. Двое из банды Лаврентьева сейчас в Саратове. Тут есть временно-каторжное отделение. Далеко ходить не надо, только до Московской площади.
Через полчаса статский советник уже излагал эти соображения другому статскому. Дьяконов возражать не стал:
– Облаву проводить нужно, я согласен. Завтра соберу приставов, наметим план, разобьем притоны между участками. Хватаем всех подряд! Ищем Князева и Сухоплюева. Вдруг попадутся ребята, оба-два…
– Нам бы еще в тюрьму, Николай Павлович.
– Сейчас сделаем.
Полицмейстер телефонировал начальнику временно-каторжной тюрьмы, которая расположилась в корпусах исправительно-арестантского отделения № 1. И попросил допустить командированных из Петербурга к допросу нужных им сидельцев.
Питерщики некоторое время размышляли: может, им разделиться? Один будет трясти громил – товарищей Князева, а второй – воров, приятелей Ваньки Сухого. Но решили сосредоточиться на одном деле. За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь. В итоге в допросную вызвали по очереди обоих каторжных.
Первого звали Александр Харламов, или, иначе, Сашка Беспалый. У него действительно не хватало безымянного пальца на левой руке. Сашка служил при атамане есаулом, лично убил двоих человек и получил двенадцать лет каторги.
Крупный, сильный, угрюмый детина встал у порога и смотрел на сыскных волком. Бандит не знал, для чего его вызвали, но всем своим видом показывал, что он кремень! Лыков повидал за свою службу великое множество головорезов, которыми, увы, так богата русская земля… «Кремень не кремень, а поговорить следует, – думал он. – Сашка будет молчать про свои дела. А насчет какого-то там Егорки Рязанского вполне может и вспомнить что-то важное».
Статский советник и арестант какое-то время мерились взглядами, потом первый заговорил:
– Ты, Сашка, нам сейчас не нужен, мы пришли не по твою черную душу. Нас интересует другой человек. Помнишь, у вас в шайке был один пришлый? Егор Князев его звали, а кличка – Рязанский.
Лицо у есаула чуть дернулось. Ему явно полегчало, когда речь зашла о постороннем.
– Егорка? Был такой. И что?
– Сядь, в ногах правды нет.
Харламов подобрал кандалы и сел на табурет.
– Нам надо знать о нем побольше. Что за человек? Есть ли особые приметы на теле или, может быть, заметные привычки-повадки. Например, носом шмыгает через каждую минуту.
Каторжный слушал молча. Видимо, он пытался понять, чего от него хотят легавые и как это вяжется с честью настоящего фартового.
Алексей Николаевич продолжил:
– Маруху его мы отыскали, кличка Вафля. Подельников всех поймали, он теперь один-одинешенек. Сам пока ускользает. И ума-то не бог весть какого, но пока Егорке везет. Надоело мне за ним бегать, домой хочется. Помоги советом.
– Почему я должен вам помогать и своего товарища блатного выдавать?
– Какой он тебе товарищ? – презрительно скривился сыщик. – Егор Князев пустое место. Зла в нем, правда, много, но так он ничтожество. А если поможешь, то и я тебе чем-то подсоблю. Я статский советник Лыков из Департамента полиции. Могу с начальником тюрьмы толковать о поблажках.
Есаул оживился:
– Лыков? Который пятаки ломает?
– И пятаки ломает, и цепи рвет, не хуже, чем в цирке, – встрял в разговор Азвестопуло.
– Слыхал я об вас… В цинтовке скучно, целыми днями языки чешем, прям как бабы. И рассказывали всякое.
– Что именно?
– Ну, будто бы вы столько нашего брата переловили, что можно всю губернскую тюрьму набить доверху, и еще останется, не влезет. Придется их на крышу помещать!
– Загибают, вероятно. Но правда какая-то в этом есть, Сашка. Я ведь вас уже тридцать пять лет ловлю. Еще что говорили?
Харламов продолжил:
– Ну, что вы справедливый и лишнего зла фартовым не делаете. Потом, будто бы тех, особо опасных, кто много крови пролил, вы иной раз своим судом кончаете. Он-де сопротивлялся при аресте, и пришлось его до смерти пришибить.
И спросил дерзко:
– Правда это, ваше высокородие, или брехня?
– Правда, Сашка. Иного так и хочется башкой об печку приложить – заслужил. Но делать такое становится все труднее, прокурорский надзор ужесточился. Да и с годами поумнел, что ли… Не так сделался сердит на вашего брата.
– Нашего брата и следует об печку, – неожиданно согласился каторжный. – Такие попадаются, что только диву даешься – как его земля носит?
Разговор принял более доверительный характер. Беспалый спросил:
– А правду рассказывают, что вы ранены бессчетное количество раз и сами уже сбились, не помните сколько?
– Правда, – подтвердил сыщик. – То ли двенадцать, то ли тринадцать. Ежели считать без контузий. Но это вместе с войной, не все отметины ваши.
– Еще: будто бы вас спросил об этом сам царь. А вы не сумели сосчитать.
– И это правда, Сашка.
Харламов задумался:
– А что я получу, ежели расскажу про Егорку все, что знаю?
– Смотря о чем попросишь. Кандалы снять – навряд ли.
– Это я понимаю. Каторга есть каторга, а я пока в разряде испытуемых. А к примеру, допустить меня к работам в столярке? Там деньги легче всего заработать, а я в молодости хорошим столяром был.
Алексей Николаевич сдвинул брови:
– Хм… Ты получишь доступ к инструментам. Иные из них можно использовать как оружие. Очень многие побеги делались из мастерских.
– Там надзор крепкий, не забалуешь, – возразил арестант. – Попросите начальника, а? Взамен сообщу, что сумею вспомнить.
Сделка намечалась, и
