просто сносит крышу, боже мой… Аарон Родригес, это ты так на меня, чёрт возьми, влияешь! И моя жалость к тебе уже уничтожает меня.

Вместо желаемых слов, я произношу другие, уже более обдуманные:

— Аарон, ну же, проснись, давай…

Сон крепко удерживает его. Я глажу его ещё несколько раз по груди и ещё несколько раз по щеке. Он дёргается. А потом резко подскакивает. Его грудь, на которой только что были мои руки, тяжело вздымается. Глаза парня бегают со стороны в сторону, он теряется в реальности.

Не знаю, что со мной. Что я творю.

Я хватаю Аарона за руку и крепко сжимаю её.

— Аарон, я здесь, — говорю ему я, стараясь привести в чувства, потому что вижу, что он всё ещё напуган, растерян.

— Лаура, — моё имя из его губ вырывается, как мольба. Как что-то, что удержит его.

— Я здесь, да. Я рядом.

Парень сглатывает и переводит взгляд теперь на меня. Его глаза бегло смотрят на моё лицо, смотрят то в глаза, то на губы. Аарон, не сделай то, о чём потом мы оба будем жалеть… не нужно…

— Ты нужна мне сейчас, — шепчет парень. Мои глаза слезятся по непонятной мне причине. Меня трогают его слова?

— Я рядом, да, — я киваю и тянусь к нему. Может быть, нам обоим это нужно. Мы жмёмся друг к другу, стараясь найти друг в друге спасение, подушку безопасности. Мои руки свисают с его шеи, пока я обвиваю ими её. Я прислоняюсь к его груди, перелазив на колени.

В этот момент мне не хотелось думать о том, что будет завтра, как мы будем смотреть друг другу в глаза. Просто хотела разделить эту ночь с ним.

— Что тебе снилось?

— Человек, которого нет в живых. Я скучаю по ней. Мне не хватает её. И мне снился кошмар. Словно я проживал тот роковой день снова и снова, как по кругу.

Он обнимает меня крепче, и я чувствую, насколько напряжены его мышцы. Чувствую, как ему тяжело рассказывать это.

— Мне жаль, что ты потерял какого-то близкого человека.

— Спасибо. За сочувствие и за то, что ты сейчас рядом. Что ты настолько рядом.

Я замечаю, как Аарон старается незаметно прикрыть глаза и втянуть мой запах. Я его успокаиваю. Я имею на него влияние, как оказалось.

Этой ночью мы спали мало. Большую часть времени разговаривали и просто сидели в обнимку, не думая ни о чём. Нам хотелось просто запомнить именно этот момент. Мы не хотели думать, что будет завтра и как эта ночь повлияла на нас.

— Аарон, об этом никто не должен знать, ладно? — прошу его я. Школа получит очередную сплетню для обсуждений, а мне бы не хотелось этого. Мне хватило того раза.

— И об этом, — его пальцы взлетают к глазам и указывают на засохшие слёзы, — тоже.

Я коротко улыбаюсь, киваю, и снова облокачиваюсь на него.

Уснули мы так же — в объятиях друг друга. Проснулись тоже. Мы не отпускали друг друга даже во сне. Мы были сплетены воедино. Но я проснулась раньше, собрала свои вещи и ушла. Так было правильно в любом случае, ведь идти вместе в школу мы бы не стали всё равно. Я оставила ему небольшую записку:

«Доброе утро. Я ушла, посчитала, что так будет правильно. Оставайся сегодня дома, не иди в школу и поправляйся. Не заставляй меня нервничать и расстраиваться, поэтому сходи к врачу. И отпишись, как побудешь у него, я переживаю. Хорошего тебе дня, плакса:)».

Может быть, это было милой записочкой, которыми обычно обмениваются влюблённые, но я посчитала нужным оставить её ему.

Я потряхиваю головой и выхожу из воспоминаний.

— У меня всё нормально, ба. Только… сегодня…

Она кивает и продолжает за меня:

— Почти десять лет, как нет твоих родителей.

Я сглатываю. Всё ещё дико слышать такие слова. Нет твоих родителей. Эти слова эхом проносятся по моему сознанию.

— Ага, — стискиваю зубы до треска, чтобы сдержать слёзы. Подхожу к столешнице, открываю верхние шкафчики и достаю свою кружку с мишкой, которой уже лет пять. Ставлю чайник кипятиться и слышу снова голос бабушки:

— Лаура, я вижу, как тебе плохо. Тебе это не скрыть, дитя. Но, знаешь… тебе нужно стараться жить дальше. Лаура, прошло десять лет, ты должна реже вспоминать об этой трагедии. Живи, не запутывайся в прошлом. Не строй жизнь там. Лучше думай о будущем, о счастливых моментах, которые тебя ждут.

— Я не вижу этих счастливых моментов в будущем. Когда я думаю о будущем — у меня перед глазами темнота, просто пустота. Может, это знак?

Знак того, что у меня нет будущего? Или… или просто меня нет в будущем.

— Не говори такого, дурья ты голова! — рассердилась бабушка, стукнув кулаком по стулу.

Я улыбнулась.

— Лаура, пообещай мне, что ты будешь счастливой. Пообещай, что стерпишь всё, что может с тобой быть. Не делай глупостей, которые ты делала несколько лет назад, прошу. Я хочу, чтобы ты прожила долгую жизнь, встретила любовь и была счастлива. Пообещай мне, Лаура.

Слова бабушки почти доводят меня до слёз. Встретить любовь, прожить долгую и счастливую жизнь… Всё это кажется мне чем-то за пределами возможного и реального. Кажется, это точно не про меня.

Однако от слова «любовь» моё сердце дернулось. В голове возник образ Аарона. Господи, Лаура! А ну прекрати это немедленно!

— Ба, — я сжимаю её морщинистую руку в своих ладонях, — я не могу тебе обещать такого. Не могу обещать того, чего, может быть, не смогу сдержать. Это моя жизнь, я решу, что мне делать, не волнуйся…

Я забираю кружку с горячим чаем, который уже успела приготовить, и как можно быстрее убегаю от разговора с бабушкой. Догадываюсь, что ей сейчас плохо от моих слов. Ей тяжело осознавать, что я тот самый «трудный подросток», которому необходима помощь окружающих. Я знаю, что она желает для меня всего самого лучшего… и даже тогда, когда приказала Лили положить меня в клинику, она это делала с лучшими побуждениями. Она думала, что это пойдет мне на помощь. А я всё ещё застряла в том времени, в моей голове всё ещё время от времени всплывают плохие мысли о суициде. Я стараюсь держать себя в руках. Но я чувствую, что скоро вся моя сила рухнет.

За завтраком я сижу в телефоне и переписываюсь с Аароном. Мы не были теми, кто любил переписываться, но в последнее время зачастили с этим. Однако наши сообщения не выходят за