Я даже перестал жевать:

— Ты собиралась женить меня на себе, Маша Котикова? Почему ж отказалась от этой мысли? Чем черт не шутит, вдруг я и согласился бы? Когда-то же надо… Особенно если бы ты приперлась ко мне с огромным пузом, результатом анализа ДНК, да еще и застала бы меня трезвым. Какого хрена ты бросила нашего малыша в роддоме?!

А может, это и не она вовсе… Это лицо могло мне просто понравиться — вот и секрет моей реакции, и дело вовсе не в узнавании. Но других вариантов у меня пока не было, а листать ленту осточертело. Как и жрать чипсы…

Поэтому я тупо настрочил ей сообщение со смайликом (ненавижу!): «Машуня, давно не виделись! Скучаю. Давай сегодня вечером пересечемся в…»

Несколько секунд поколебавшись, я написал название одного из самых крутых ресторанов. Если она именно такая сучка, как я о ней думаю, прибежит как миленькая. Все они горазды погулять на халяву… Тем более она точно здесь — последние фотографии сделаны на фоне Москва-Сити. Пошлятина какая…

Ее молчание длилось ровно три глотка воды. Но ответ ошарашил меня…

* * *

— «Да пошел ты!» Представляешь? Вот так она ему ответила…

Милана слушает меня, приоткрыв рот. Губы у нее — мечта художника: в меру пухлые, налитые, влажные даже на вид. Максу точно захотелось бы попробовать их на вкус. Господи, да что ж у меня все мысли теперь сводятся к нему?!

— А он что?

Я невольно вздыхаю:

— Выматерился вслух. Он знаешь… несколько импульсивен.

Неожиданно Милка занимает его сторону:

— Будешь тут импульсивным, когда тебя посылает мать твоего ребенка!

— Еще не доказано, что Сашка его сын.

— А чего ж она тогда стервозничает? Ясное дело — его. И Машка эта не может ему простить, что пришлось таскаться беременной почти год, потом рожать и все такое…

— То есть ее тебе не жалко?

— А должно быть?

На этот раз мы сидим на скамейке в городском саду, где в детстве катались на каруселях. Тогда я еще не боялась, что от моего веса порвется цепочка… Как же мне нравилось лететь навстречу ветру и хохотать, сжимая Милкину руку! А потом мы мчались на автодром и выписывали виражи на машинках с резиновыми бамперами. И снова смеялись во все горло, сталкиваясь и с трудом выруливая… Я знаю, она тоже это помнит. Мы с ней во многом разнимся, особенно внешне, но есть нечто, самое глубинное, что роднит нас.

Ее по-настоящему волнует все, что происходит в моих снах. Мила ни разу не фыркнула, мол, бред это все собачий! Как и меня, ее поражает достоверность моих ночных видений, обилие деталей, которые я запоминаю и, главное, то, что сны эти продолжаются. Точно так же, как наша жизнь. Милке это тоже кажется чем-то невероятным, и она упорно пытается разгадать тайну Макса.

— Слушай, — она кусает губы, от чего мне становится больно, — а может, тебе рвануть в Москву? Проверить: вдруг этот Макс существует на самом деле?

Меня бросает в жар, даже ладони делаются влажными:

— Ты что?! Зачем?

— Как зачем? Не просто так ведь он тебе снится?

— Кто это может знать?

В плавном движении, которое Милка делает головой, сквозит уклончивость:

— Ну, кто-то точно знает…

Иногда мы разговариваем с ней о боге, хотя не особенно сильны в этой теме. Обе, скорее, чувствуем его, чем понимаем разумом, ведь большими интеллектуалками нас не назовешь. В детстве, когда Милка ночевала у меня, мы ночами шептались о том, что будет после смерти, и это пугало нас до дрожи, подавляя величием тайны.

— Как это меня может не быть? Совсем! — шептала она, а я задыхалась от ужаса: и в самом деле, как?! Ну ладно, меня не станет, но ее…

С тех пор мы не особенно продвинулись в понимании, но время от времени обмениваемся доказательствами присутствия бога в нашей жизни — когда случается нечто подобное этим снам.

Однажды летом (боюсь соврать, сколько лет назад!) в Горной Шории во время сплава по реке утонул младший Милкин брат, которого она просто обожала. И ей тогда тоже привиделось такое, чего не объяснишь рационально. Тело Эдика никак не могли найти, их мама уже слегла с горя, и тут брат пришел к Милке во сне, чтобы назвать точное место, где его нужно искать. Все совпало вплоть до коряги, которую он описал, придумать этого Милана не могла, ведь она и не бывала в тех местах…

А после похорон Эдик явился ей снова и попросил не убиваться так — ему хорошо сейчас. И Милка действительно успокоилась, поверив. Брат ведь никогда не врал ей, хотя от родителей они кое-что утаивали вместе.

— Даже если я найду в столице Макса, — говорю я с сомнением, — что, конечно, маловероятно, что я ему скажу? «Здрасьте, я увидела вас во сне и притащилась за четыре тысячи километров»? А он скривится: зачем? Нет, он скажет: «Какого хрена?»

Милана отвечает так серьезно, что у меня мурашки пробегают по спине:

— Чтобы помочь ему. Разве ты не понимаешь, что он сейчас на распутье? И его нужно слегка подтолкнуть в нужную сторону. От полюса зла к добру. Пусть оставит в покое этих мелких ублюдков, убивших его брата!

Она морщит свое милое — под стать имени! — личико:

— Хотя я понимаю, как хочется раскроить череп каждому из них…

— Я тоже.

Быстрый взгляд с хитринкой:

— Ты-то конечно…

Я призналась ей в том, что произошло после убийства кошки. От Милки у меня никогда не было секретов. Успокаивающе коснувшись меня пальцами — мол, не бойся, я с тобой, — она продолжает:

— Максу нужно наполнить свою жизнь любовью… Он слишком одинок, если судить по твоим рассказам.

— Снам, — напоминаю я. — Ты говоришь о нем, как о реально существующем человеке, а его, может, и нет на самом деле…

Но ее голова упрямо дергается:

— Есть. Я чувствую.

— Ты? Да ты ведь даже не видела его!

— Все равно. Не может быть иллюзия настолько реальной…

— А как же книжные персонажи? Герои фильмов? Разве их ты не воспринимаешь как реальных людей?

Она упорствует:

— Не настолько. На обложке любой книги стоит имя автора. В фильмах есть титры.

— В каком-то смысле я тоже автор…

— Сон — это совсем другое. Он ведь посылается человеку, как…

— Вдохновение. В чем разница? И то и другое мы получаем свыше.

Милка опять мотает головой:

— Нет-нет-нет! Есть разница. Я не могу объяснить… Но вот здесь, — она прижимает руку к груди, — чувствую.

Почему-то я впервые обращаю внимание