видел!» (не из того письма). — За сумасшедшего сочтете, милка, милка, милка моя, роднушка! Что со мной? — эти последние слова — «сегодняшние», не из приводимого письма: тогда я не мог бы _т_а_к_ к Вам… а теперь… Вы дали счастье мне — быть совсем открытым с Вами, да? можно, да? не хмурятся бровки-ласточки, да? Я Вас целую — благодарю… А, мне все равно, я не могу уже себя держать… все равно, выбор один: — жизнь — смерть. Мне ничего не страшно. Я хочу жить Вами и… всю, всю, всю Вас целую… ну, оттолкните, я умру легко. — Теперь дальше, из того письма: — да, как играет сердце! — Ну, из письма: Юная француженка, миловидная блондинка, тонкие черты, в светлом, явилась в раме окна, напротив… на темном фоне, — огня еще не зажигали, — с ребенком на руках… ну, как Богоматерь пишут. Смотря прямо как бы в мое окно, или — перед собой, она… — знаете, это вечное материнское движение..? — к себе ребенка, — неуловимо это, — целует в щечку, как-то сбочку целует, уголком губ целует, — все смотря ко мне… ну, так недвижно, лишь прильнула… — о, ско-лько в этом! о, святое материнство! Свет Господень! «В этом — _в_с_е!» — мысль, мгновенно. Вот, что такое — Красота! Было мне явлено: «вот, Красота». Теперь продолжаю настоящее письмо. Ведь не раз видал но _т_а_к, в раме окна, на темном фоне, на _м_о_и_ мечтанья… — _т_а_к_ увидел впервые, моя Святая. Как все условно! Вот оно, искусство! _Д_а_н_о — жизнью, с улицы, _д_а_н_о — великое Искусство! Обрамленье, тона, и — _с_е_р_д_ц_е_ облекло, сердце очам _д_а_л_о! Как все условно и как непреложно _в_е_р_н_о! _В_з_я_т_о_— «сквозь магический кристалл»191, по Пушкину, — и — Красота! Близко взглянуть — м. б. и некрасива, и грязновата, и ребенок пузырики пускает губенками, и кислотцой… — а в вуали сумерек, так мягко, так _п_о_е_т! Я видел — _с_ч_а_с_т_ь_е. Будь я живописцем, дал бы в триптихе: явилась, потянулась, уголком губ, — поцелуй — недвижность. Француженка, мещанка… _м_а_т_ь… — Богоматерь! Так творить Искусство… тут жизнь — сама творец, — случайный? Странно, — _к_а_к_ с моим связалось! Счастлив передать Вам, тебе, родная… тебе, мой Ангел, — виденье это… Правду! Или скажешь, что «на ловца и зверь бежит»? Ну, что же… стало быть — «ловец» — _п_о_д_ Чудом, под Благоволением Господним! — Благодарю, Господи, за дар Твой! Не мне, не мне… Имени Твоему хвала и поклонение. И Тебе, Тебе, Олёль моя, ножки твои целую, Ты меня озарила, озаряешь, Ты — _в_е_д_е_ш_ь. О, ми-лая… как я люблю Тебя, кровочка моя родная, чистая моя славянка!

Да, давно хотел сказать тебе: м. б. тебе не раз уже последние недели приходила мысль — письма на голубой бумаге… как Вагаев192 в «Путях»… Это меня смутило бы. Но тут проще: нет, я не Вагаева повторяю, а вышло так — «под Вагаева», не-воль-но: была белая бумага, писал на ней, она вышла, не собрался поехать в центр, — есть еще там (есть и уже заказал оставить), а недавно мне кто-то принес блок, — проф. Карташев193 (в подарок, я писал в Лейпциг, за его пасынка в плену)… я нетерпелив, остановить письма не могу… и взял, на голубой бумаге, а через два письма вспомнил — стало немного не по себе, что «под Вагаева», отмахнулся — пусть, под кого угодно, мне _н_а_д_о_ душу излить моей милой, я не могу без нее быть, я рвусь к ней… на какой угодно бумаге, есть и зеленая, а белой пакет оставил для «Путей», для чистовой редакции… — а на днях поеду и куплю. А пока — «голубые письма», пусть… милая моя _в_с_е_ теперь знает, скоро совсем «ручная» будет, _с_в_о_я..? о, Господи! Вы не сердитесь, что я… но мне уже трудно собраться в ком, закрыться… не могу иначе с Вами, с то-бой, милочка моя, вся моя нежность… о, чудесная какая ты… славная какая, у-мная какая… мудрая… чуткая… — и твои тревоги, как мои, мы так похожи, не сердца, а Сердце, _о_д_н_о_ у нас. Всю тебя целую, весь в тебе, с тобой, — навеки. Если забудешь, отвернешься… сердце мое уже не отдаст тебя, — остынет, но в нем замрет _в_и_д_е_н_ь_е… образ Твой, Оля.

Целую. Целую. Целую. Твой Ив. Шмелев

49

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

30. IX.41

День Веры, Надежды, Любви, —

День Софии194.

Оля моя, Солнце мое! — Ты светишь! Ваше письмо — я получил вчера, в 4 ч., — а утром, вчера, _т_о, «Сумбурное», от 13.IX, — Вы так назвали. Я… счастлив?! Вчера я _н_и_ч_е_г_о_ не мог, душа играла, пела, плакала, смеялась, — душа — ребенком стала, таким чи-стым! таким — до изумления беззаветным, безоглядным, _н_е_з_д_е_ш_н_и_м. О, святая, [всех Святых], что Вы сказали! что Вы дали мне!! — Оля, Оля… — у меня нет слов сказать Вам. Господи, за что мне _э_т_о?! Это — что же _э_т_о?! Я ждал, да… я не спал две ночи перед _э_т_и_м. А вчера, когда раскрыл и увидал… — Я же _з_н_а_л! давно знал… — и мучился. Это так велико, так непередаваемо священно… так я недостоин, — я _у_б_е_г_а_л_ от этого, что _м_о_г_л_о_ быть, что я _в_и_д_е_л… — и Вас невольно нежил. А я так давно — _в_е_с_ь_ Ваш, и так таил от самого себя… Оля, поймите, я всегда — когда это началось? — не знаю, — страшился, что это все — воображение, и вот — растает! «Русалка»! «Холодная» русалка! Ледяная. Вот Вы, хрустальная, вся льдистая сквозная, в Солнце, — я вижу Вас… — вот таете, моя снегурка… — вот, вырастаете цветком чудесным, весенним, летним… — вот, живая, девушка из леса, лесничка тихая, вся нежность, легкость, вся чистая, Пресветлая, мой Бог — Вы, _в_с_е_ Вы мне, — все искупили для меня, _в_с_е, _в_с_е, все страдания утолили, _н_о_в_о_г_о_ меня создали — одним движением сердца, — одним — «л_ю_б_л_ю_ Вас»! Оля, Вы — ВСЕ. Я сейчас собой владею. Оля, слушайте. Слушай, мой Свет Святой… Клянусь всем нашим, — говорю перед Господом, как велит сердце, — это все открыто перед Вами: Вы — дар Господний. В Вас — Дар, Вы — Сила, Вы — гениальны! Да, я _з_н_а_ю. Все, что в женских душах рассыпано крупицами, — в Вас, одной, _с_л_и_т_о, — Вы — Bсe-Женщина (не ё, а е). Все можете. Вы — само великое Искусство. Тут я не слеп, — я собирал «Вас» из Ваших писем, — мыслей, чувств, изгибов мыслей, извивов чувств… — я изумлялся, вглядывался… — восторгался, — _т_а_к_о_г_о_ ни-когда ни в ком — Вы неуловимы, Вас нельзя _д_а_т_ь… — перед Вами, сущей, все чудеса, Все женские портреты