– Не забудь при этом встать на колени, – бросила я. – Только я все равно тебя не прощу.

Взгляд мужа стал похож на грозовую тучу, в которой мелькали отблески багровых молний. Еще немного – разразится такая буря, что никто не уйдет живым!

– Я никогда в жизни ни перед кем не извинялся. И есть лишь один человек, перед которым я преклоню колени – и это Его Величество Император, – процедил муж. – Ты прекратишь это представление, пойдешь со мной и будешь делать то, что я скажу. Станешь моей женой. Моей лаури. И больше никогда не посмеешь даже слова мне поперек сказать.

– Я – человек. У меня есть гордость, честь и достоинство. После всего, что я пережила, я не переступлю порог твоего дома и не позволю тебе даже пальцем себя тронуть.

– Ты не человек. Ты – женщина. А женщина должна принадлежать мужчине. Всегда.

– Надевай шкуру, забирай дубинку и отправляйся обратно в пещеру, неандерталец! – фыркнула я.

Кайран метал громы и молнии.

Но я не была бедненькой забитой Маней, которая боялась малейшего повышения голоса. Я понимала, что если отступлю сейчас перед ним, дам слабину и покажу, что боюсь, он победит.

– Хорошо, – муж ухмыльнулся обольстительно-порочной усмешкой. – Но только вместе с тобой.

Как же он меня бесил!

– Ну да, ну да… А это ты видел?

Я резко взмахнула зажатой в руке кисточкой и начертила на новенькой безупречной форме Кайрана большой жирный крест как раз в области сердца.

– Я ставлю на тебе крест, понял? Для меня ты отныне умер. Отправляйся к своей дешевке, а меня оставь в покое. Вот пусть она и забирает излишек твоей магии!

Договорить я не успела. Кайран изо всех сил рванул меня за руку и поволок к своему фаэтону. На него даже смотреть было страшно. В этот момент муж напоминал беспощадного робота-убийцу, терминатора.

Сколько же в нем было злости и силы!

Сам дьявол сейчас, наверное, побоялся бы пойти ему наперекор.

Дьявол бы побоялся, а маленькая худенькая девочка – нет.

– Манон, Манон! – закричала Миша и, подбежав ко мне, обняла меня за пояс, пытаясь удержать. – Уйди отсюда, нехороший! Уйди, отстань! Не смей забирать нашу Манон!

Ее детская защита была нелепа – вряд ли Кайрана сейчас что-то могло остановить. И тут из глаз Миши градом потекли слезы. Она выкрикивала наивные ругательства и проклятия.

Но в этот момент Кайран вдруг остановился. Он перевел взгляд с меня на рыдающую девчушку и вдруг почему-то…

Вдруг отпустил мою руку.

Я тут же обняла Мишу, крепко прижимая к себе и бормоча слова успокоения.

– Мы с тобой не закончили, ферай, – процедил муж. – Ты будешь моей.

Громко хлопнув дверью, Кайран опустился на водительское сиденье и черный фаэтон уехал.

Немало времени у меня ушло, чтоб успокоить Мишу и пообещать, что я буду рядом, и никто не посмеет меня забрать.

А потом она вдруг сказала:

– Так странно… Почему этот злой человек назвал тебя так ласково?

– О чем ты? – не поняла я.

– Он сказал ферай. Это значит «мой лунный свет». Ты разве не знала, Манон?

– Не-а. Давай лучше мебель раскрашивать. Потратим всю краску, которая у нас осталась!

Если честно, я была удивлена, что Кайран отступил. Я была уверена, что он грубо оттолкнет Мишу и запихнет меня в фаэтон. Но нет…

Что-то мелькнуло в его глазах, когда он посмотрел на девчушку. Что-то… человеческое?

Жалость, понимание, тоска?

Да нет, не может быть, бред какой-то…

ГЛАВА 42

Кайран

Мой отец, генерал Александр Альберон, был великим полководцем. Его молодость пришлась на славные времена самого расцвета империи.

Отец провел десятки успешных военных кампаний и присоединил к Орлании тысячи и тысячи акров новых земель.

За особые заслуги перед отечеством тогдашний император Терентий представил его к особой награде – он подарил отцу бриллиантовый меч, который с тех пор является реликвией нашей семьи.

Несмотря на то, что отец был носителем силы меньшего класса, чем у меня, ему не было равных в боевой и стратегической магии.

После того, как он захватил и присоединил к Орлании Лесную долину друидов, очень хорошо укрепленную и оборудованную магическими ловушками, которую, казалось, невозможно взять, про отца стали говорить – этот человек никогда не проигрывает.

Никто не знал, что он уже проиграл.

Но не на поле боя.

В моем детстве отца никогда не было рядом. Он постоянно находился в походах, в самой гуще сражений, командовал армиями, побеждал, завоевывал, покорял.

Война была его стихией.

Он возвращался домой ненадолго, обычно на два-три дня, максимум – неделю, чтобы снова отправиться в поход.

Но и в это время не покидал своего кабинета, до поздней ночи засиживаясь над картами, планами и военными сводками.

Человек крайне суровый и жесткий, Александр Альберон никогда не позволял даже малейшей нежности к своей жене – моей матери и ко мне, своему сыну.

Я часто смотрел на его портрет, висящий в гостиной, и говорил себе – мой отец великий воин, я должен им гордиться.

И ничего, что я вижу его раз в два-три месяца. Стране он нужен больше, чем нам.

Но никак не мог избавиться от противной, омерзительной зависти, когда мои товарищи рассказывали, как их отцы проводят с ними время. Для одного из них было нормально, что отец учит его ездить верхом. Другому папа мастерил штаб на дереве. С третьим его отец каждый вечер играл в шахматы.

Да, для них было совершенно нормально и естественно то, о чем я даже мечтать не мог.

В такие минуты я отчаянно хотел, чтобы мой