— Так и есть, — согласился Василич. — А ко мне под руку зачем пойти хочешь?

— Годов вам много, Федор Васильевич, я даже сходу и сказать не могу, сколько. Очень много. И с другого мира вы пришли, хоть и чужанин. Значит, разумение имеете, опыт, да много чего. Рядом с таким человеком интересно жить.

Вот щас обидно было! Нет, понятно, что я не видел, всякие там горящие боевые корабли, бороздящие просторы Большого театра, но было действительно неприятно. Понятно, что я молодой. Но вообще-то быстро учусь и потенциал у меня хороший. Наверное.

Эти двое, причем, продолжали разговаривать, словно меня здесь не было. Старик интересовался не только жизнью, но и характером своей будущей квартиросъемщицы. Короче говоря, подошел к этому процессу более тщательно, чем я. На этом моменте обидно стало опять.

— Слушай, Марфа, в целом я не против, чтобы ты у меня жила и столовалась. Только сразу скажу, хиста с меня тебе много не будет. Я же чужанин, как вы говорите, не рубежник. И семьи у меня нет, чтобы от каждого по чуть-чуть брать…

— И не надо, я нечисть не честолюбивая, — торопливо ответила кикимора. — Мне бы спокойной жизнь пожить.

— Я не договорил.

В голосе старика послышалась кинжальная сталь, которую стоило бы опасаться. Да и взгляд изменился. Таким можно было ненароком и придавить. Сразу почувствовались колоссальный опыт и матерость старика, которую я раньше замечал разве что мимоходом.

И это ведь все без хиста! Одним лишь голосом и взглядом. Однако кикимора уже стоит, как девочка на детсадовском утреннике и боится слово лишнее произнести.

— Требований у меня достаточно. И рука крепкая. В свое удовольствие жить не получится. По дому придется помогать, без этого никуда. Что думаешь?

Я хотел было сказать, что Марфа не из таких. Она истинная содержанка, почти как в бульварных романах. Вот только кикимора торопливо кивнула.

— Разве только получается у меня все плохо, Федор Васильевич. Порчу я все.

Видимо, сегодняшний вечер должен был проходить под девизом: «Моте должно быть обидно всегда». Это походило на отношения с толстухой, которая как только вы расстались сразу похудела и стала красоткой. Понятно, что кикиморе с ее внешними данными такое не грозило, но все равно неприятно. Меня она сразу осадила, а перед Васильичем хвостом крутит. И что-то мне подсказывало, что если сосед захочет, то Марфа действительно будет все делать.

— В армии говорили: не умеешь — научим, не хочешь — заставим, — подал голос я, чтобы эти двое не забывали о моем существовании.

Вот и сосед сейчас кивнул, явно соглашаясь с моими словами.

— Это уже моя забота. Если не научу, значит, сам виноват.

Они говорили, говорили и говорили. Я уже даже утомился. Меня Зоя на работу быстрее брала, хотя когда дело касалось трудовой деятельности, она была та еще душнила. Но я понимаю Василича, такие дела с кондачка не решаются.

Вот и старик подошел к вопросу с кикиморой так тщательно, как юристы не всегда договоры составляют. В итоге вышло очень жирно, как по мне. В общем, Марфа не могла причинить вред или своим бездействием допустить, чтобы Федору Васильевичу был причинен вред. Во-вторых, повиноваться всем приказам, которые отдавал старик, если они не противоречили первому пункту.

Я ожидал, что сейчас Василич скажет, что Марфа должна заботиться о своей безопасности в той мере, если это не противоречит первым двум пунктам. Однако, то ли старик не полностью читал золотой фонд мировой фантастики, то ли решил это опустить. Он лишь сказал, что в целом кикимора вольна делать все, что ей захочется.

Как по мне, слишком много лазеек и свободы. Вот что будет, если завтра Марфе придет в голову выкосить всех соседей Василича? Она, конечно, вроде разумная нечисть, но ведь у всех бывают плохие дни. Даже я иногда хочу убить человечество в отдельно взятых лицах.

Старик же решил поиграть в демократию. Нет, он опытный, умный и все такое. Но мне казалось, что это не совсем правильно. Тем интереснее будет наблюдать. Меня интересовал лишь один вопрос.

— Федор Васильевич, а как вы заставите все это ее соблюдать? Договор вы заключить не можете, он на хист завязан.

— Не могу, — согласился старик. — Но на это и Зарок есть.

— Зарок? — не понял я.

— Его нечисть дать может. Оно будто слово запирает. Если против слова своего нечисть пойдет, ей же хуже. Порой и погибнуть может.

Первым желанием было крикнуть беса и устроить ему хорошую взбучку. Почему о таким важных нюансах я узнаю от чужанина, блин⁈ Хотя представляю, что ответит Гриша: «Хозяин, так ты и не спрашивал».

Конечно, какой смысл ему будет рассказывать о том, что способно обернуться против него? Но любопытно, очень даже. Марфа ни секунды не сомневалась. Как только с условиями было покончено, она сразу же дала нужное обещание.

— Клянусь своим именем, происхождением и хистом, не причинять вред…

Ну, потом долго и скучно она перечислила неполные законы робототехники, переделанные Василичем. А когда закончила, что-то с ее промыслом произошло. На кухне разлился воздух, какой бывает после создания печати — привкус железа и чего-то кофейного. Или, может, это мне надо просто чашку помыть.

Суть в том, что никакой печати не было. Но даже Василич понял, что Зарок был принесен. Или произнесен — не поймешь это рубежное словосложение.

— Собирай вещи, Марфа, пойдем в твой новый дом. Матвей, у тебя обувь какая найдется нечисть перенести?

— Вы и это знаете?

Федор Васильич лукаво улыбнулся и кивнул.

Мне уже было не просто обидно. Словно мне сделали смузи из полыни и приправили красным перцем. Вот к кому надо за советами ходить, а не к Грише.

Кикиморы не было всего секунд пять. Видимо, она и прежде на чемоданах сидела. У меня были странные ощущения. С одной стороны облегчение, что Марфа меня покидает. С другой — неприятна форма, в которой это все произошло. Будто она только и ждала момента, как от меня сбежать.

Как с разводом с опостылевшей женой. Вроде рад, что наконец от нее избавился. Но когда узнаешь, что у нее кто-то появился — возникает ревность.

Вот за кого не переживал, так это за старика. Почему-то у меня сложилось стойкая уверенность, что