во времена «Домостроя», поэтому я бы не удивился даже, окажись там «Бей бабу молотом — будет баба золотом».

Внушительная блямба повисла аккурат над дверным косяком. А на плечах появился не то, что рюкзак — словно весь дом сразу. Я от непривычки даже на колени рухнул, пытаясь втолкнуть в легкие воздух. Получилось далеко не с первого раза.

— Хозяин, это что такое⁈ — подскочил возмущенный бес.

Ага, молодец. Когда к нам в гости враг пришел, так ты молчал в тряпочку. Стоило чуток тебя в правах ущемить — так сразу вопишь.

— Печать, — сказал я, поднимаясь на ноги.

Нет, ничего. Тяжело, но терпимо. Значит, и на четвертом рубце потяну, главное привыкнуть.

Вот только не успел подумать, как тут же схватился за кольнувшее сердце. Это не было похоже на признаки аритмии. Нет, я раньше подобного не испытывал, но почему-то казалось, что это не сердечная недостаточность. Нечто другое.

А затем в голове послышался громогласный и вместе с тем еле разборчивый голос воеводы. Который меня призвал? Блин, а это что еще за фигня?

Глава 17

Инга примчалась так быстро, что я только и успел чашки помыть, да со стола убрать. Это что, до моего дома из Выборга метро построили? Обычными способами так быстро сюда не добраться.

Я даже в окно выглянул. Честно говоря, искал не Наташу, да ее и не было. Я пытался обнаружить нечто вроде ступы или метлы. Однако отсутствовали и они.

— Чайку? — миролюбиво спросил я.

— Матвей, как у тебя это получается?

— Что именно?

— На нервах играть.

Правда, на кухню Инга все же прошла. Пусть и с сурово сдвинутыми бровями. Она села на табурет, скосила глаза на торт и даже мазнула его пальцем. Фу, как некультурно, а еще опытная рубежница.

— Йогуртовый? — спросила она.

— Ага, отрезать кусочек?

— Я вообще-то на ночь сладкое не ем.

Сказала, но мне тон показался уж слишком сомневающимся. Как же сложно с женщинами — даже с такими взрослыми и мудрыми. Вот как распознать, когда «нет» может оказаться «да», а когда «даже не вздумай говорить на эту тему»? На всякий случай я отрезал кусочек, положил его в блюдце и налил чай. Последний заканчивался, впрочем, как и торт. Сегодня у меня прямо день открытых дверей.

— Рассказывай, — сказала Инга, после чего отправила ложку с десертом себе в рот. И даже зажмурилась от удовольствия.

— Ко мне Врановой приходил. Он хочет предложить сделку.

Я коротко пересказал наш разговор с рубежником. Разве что про Шуйского пока ничего говорить не стал. Потому что еще сам не понял, как на это все реагировать. К тому же, у меня имелись определенные опасения.

Воевода может быть замешан в этой истории с Шуйским. И если так, то Инга едва ли удержится, чтобы каким-либо образом не отомстить бывшему. А быть в этой игре разменной монетой мне не хотелось. Осталось только понять, с кем можно пошушукаться по этому поводу. В голову почему-то пришел лишь библиотекарь. Насколько незаинтересованным может быть Соломон Ефимович? Или он тоже постукивает воеводе?

Инга слушала меня внимательно, не проявив ни толики эмоции на своем миловидном лице. Разве что методично уничтожала торт. И если честно, я очень сомневался, пойдет ли она на подобную сделку. Надо лишь понять, насколько сильно она не любит нашего птичника. Я надеялся, что в шкале ненависти, где манка с комочками на первом месте, а сюрстремминг на пятом, Врановой не является десяткой.

На жезл рубежница взглянула мимоходом. Я разве что почувствовал присутствие ее хиста, когда Инга «пощупала» артефакт. Да и то, скорее всего, из-за новой печати. К слову, ощутила ее и моя гостья. Потому что тут же перестала использовать промысел.

— Что думаешь, Матвей? — спросила она, когда я замолчал.

— Надо соглашаться. Плохой мир лучше доброй ссоры. Да и все будут в выигрыше. Ты получишь эту штуковину, я тетрадь, Врановой свои листья. После чего уберется в Суоми. Одной проблемой меньше. Кстати, а для чего используется этот папоротник?

— Много для чего.

Рубежница дала понять, что не будет проводить мне дополнительный урок по травоведению. Что-то подсказывало, если спросить про жезл, предоставленный Врановым, результат окажется тем же.

Я ожидал, что Инга не согласится. Точнее, пошлет меня открытым текстом и все такое. Мол, никаких переговоров с врагами.

Рубежница же пристально смотрела на меня. Прям действительно долго — с минуту, если не больше. Словно душу препарировала. И от этого взгляда хотелось спрятаться, хотя он не выражал угрозы. Просто сам по себе был очень тяжелым.

— Хорошо, Матвей, — неожиданно сказала Инга. — Пусть так и будет. Завтра или послезавтра я достану листья, и мы проведем сделку.

— Я проведу, — поправил ее я.

— Конечно, — улыбнулась замиренница. И торопливо добавила. — А торт очень вкусный.

— Инга, у меня еще один вопрос. Грудь давит возле сердца и голос воеводы в голове. Не могу понять, что это такое.

— Действительно, в этом весь Илия, — сразу блеснули вечной стужей глаза Инги. — Главное, призвать на служение, а объяснить, что и как — это не нужно.

— Может, хоть ты попробуешь? Потому что до сих пор непонятно.

— Воевода по своему праву призывает тебя на служение. В дружину, то есть. Хотя странно, зачем. Если бы действительно что Выборгу угрожало, ко всем бы обратился. Ко мне в том числе.

— Мне теперь, получается, надо в замок ехать? Или в Подворье?

— Это как тебе голос поведет. Но не переживай, с этим точно не ошибешься.

— А это надо прямо сейчас? — поежился я, поглядев в окно.

— Можешь дотянуть до утра. Только у тебя к тому времени голова раскалываться будет. С каждым часом призыв станет звучать все громче.

Поэтому из дома мы вышли вместе. Я, правда, в своей многострадальной заштопанной куртке. А еще, наученный горьким опытом, кинул в рюкзак резиновые сапоги. На всякий случай.

Хорошо под Выборгом июньской ночью. Изредка кричат ночные птицы, воздух, как отдельное блюдо в дорогом ресторане, разве что холодно пипец. Да, приезжайте к нам на курорты Ленинградского края. Моржам и отмороженным скидки.

— Я позвоню, — бросила Инга.

— Хорошо, — кивнул, подходя к машине. — Могу по дороге подвезти.

Правда, сказано это было в пустоту. Я заозирался, но ни одного