Другой вопрос. Но если Константин счастлив в этих отношениях, так ли нужно ему что-то менять?

Вот тут я был вынужден согласиться. Хотя и интересовал меня момент, например, деторождения. Вот когда появится чадо у Костика, как они этот вопрос со своими больными головами решать будут? И что еще страшнее, кем этот ребенок вырастет, когда у него пример таких странных отношений перед глазами?

Снова заухал филин, будто соглашаясь с моими мысленными доводами. Я же разлил еще вина. Пилось оно на удивление легко. Мы за каких-то пару часов уговорили одну бутыль и подступились ко второй.

— Ладно, домой поеду, — решительно поднялся Костян. — Скоро Ольга по видеосвязи звонить будет. Не хочу, чтобы опять ругалась.

— Кто ты, пришелец, и что сделал с моим другом? — задал я резонный вопрос.

— Может, я просто помудрел и все такое?

— Я стесняюсь спросить, это за один вечер или за одну бутылку вина?

Костян показал мне один из тех пальцев, которые функционально не совсем нужны человеку. Тем самым выразив свое отношение к моим догадкам.

— Я тоже собираться буду, — сказал сосед. — Спасибо тебе, Матвей. Хорошо с вами, будто сам молодею. Кстати, что ты там про ту нечисть говорил?

Пока мы ждали Костика, то разговорились о моих делах. Вот я и поведал Василичу историю Марфы и ее жизненные неурядицы. И даже в шутку рассказал, что кикимора на полном серьезе собралась жить у него. Вот только Василич не сказать, чтобы очень уж развеселился.

— Может, в этом даже есть определенный смысл, — говорил он, пока Костян мылся и одевался.

— Федор Васильевич, я был бы очень рад сплавить эту заразу, но я же не сволочь. И вам ее предлагать точно не буду.

— Понимаешь, в чем дело, Матвей. За все время существования нечисти, она очень сильно изменилась. И чем дольше живет с людьми, тем больше перенимает все человеческое. Ты сам говоришь, что у тебя живет черт, который вполне адекватный, хотя все его сородичи не особо приятные. Или другой пример, за все время существования разве твой бес остался прежним?

Я почесал макушку. Что-то было в словах соседа. Не скажу, что Григорий кардинально изменился, но нечто в его характере точно трансформировалось. Вспомнить хотя бы самоотверженность во время боя с кикиморой или как он выхаживал меня с похмелья?

— К чему вы это, Федор Васильевич?

— К каждой нечисти, как и человеку, нужен свой ключик. Один понимает только тумаки да тычки. По-другому он не будет работать. С другим необходимо напротив, ласково и нежно. Наорешь на такого — все. Пиши пропало. Ничего от путного не добьешься. Но если этот ключик найти, то человек может тебя сильно удивить.

— И нечисть, — закончил я.

— И нечисть, — подтвердил сосед.

— Допустим, я себя с Марфой неправильно веду. У меня небольшой опыт общения с женщинами, тем более такими. Но вам-то она зачем?

— Как же — симбиоз! Если у меня дома будет жить сильная нечисть, с которой можно договориться, то никакая падаль ко мне не сунется. Как ты, говоришь, та штука называлась?

— Злыдень, — ответил я.

— Злыдень — это Матвей, когда у него с девками не клеится, — услышал только последнюю фразу, вышедший из бани Костян и не преминул вставить свои пять копеек. — То есть, всегда. Пойдемте меня провожать, я уже такси вызвал.

Прощались мы тепло. Костян с Василичем даже обнялись. И это было не из-за избытка выпитого вина. Просто нам действительно было комфортно вместе. Хотя меня не покидало ощущение сюрреализма происходящего. Два обычных человека прощаются и говорят друг другу теплые слова. Вот только одному двадцати три, и он из этого мира. А другому хрен знает сколько, и он из другого.

— Ну что, пойдем знакомиться с твоей кикиморой, — сказал сосед, когда машина с Костяном скрылась во тьме.

— Она не моя. И надеюсь, что никогда не станет.

Филин в очередной раз угукнул, одобряя мое высказывание. Вот ведь растрынделся! И откуда он здесь взялся? Раньше не прилетал.

Местом притяжение моего дома была кухня. Впрочем, наверное, как и у каждого нормального человека, к которому пришли в гости. Но я тут же поставил чайник, заодно убрал остатки вина в холодильник. Надо еще перед сном стикер наклеить: «Кто возьмет бутылку, получит по наглой рыжей морде». И маркером отметку сделать с количеством вина.

Я разлил чай, причем в три чашки, разрезал торт, только теперь йогуртовый (от «Праги» уже осталась только грязная коробка из прозрачного пластика. А затем, пытаясь унять тревогу, позвал кикимору.

— Марфа…

Сосед на меня выразительно посмотрел, поэтому вместо «поди сюда», я добавил.

— … будь добра, подойди, пожалуйста, на минутку.

И кикимора появилась довольно скоро. Честно говоря, я вообще до сих пор не думал, что это хорошая идея. Все же нечисть, которая шагнула за порог ведунства и человек. Пусть невероятно старый, в смысле, опытный и очень сильный. Но человек. Не знаю, с каких пор я стал таким высокомерным. Наверное сразу, как второй рубец получил.

— Прежде, чем мы начнем разговор, нужно, чтобы чужанин, простите Федор Васильевич, видел и слышал тебя.

Кикимора кивнула и… вроде ничего не изменилась. Правда, стул под соседом скрипнул. Это Васильич чуть привстал, явно разглядывая Марфу. Судя по его взгляду, не сказать, чтобы ему очень понравилась нечисть. Я его понимаю, вид у нее, как бы сказать помягче, непрезентабельный.

Впрочем, сосед и слова не сказал. Оно и понятно, мужик он выдержанный, круче вина, которое продал трактирщик.

— В общем, ты вроде как изъявила желание жить у Федора Васильевича, — я указал на соседа.

— Так и есть, Матвей. Здравствуйте, Федор Васильевич, — это она кивнула моему гостю.

Красава, гладко стелет. Со мной тоже так сначала было — прикинулась божьим одуванчиком, а как ночь, рванула водку в раковину выливать. Василичу, конечно, попроще, у него с алкашкой вроде дела не столько остро стоят, но все же.

— И тебе не хворать. Как зовут-то тебя?

— Марфа.

Сказала и глазки потупила. Я хотел было крикнуть: «Василич, не верь ей!», однако старик взглядом остановил меня. Видимо, все понял.

— И сколько годков тебе, Марфа?

— Сто шестьдесят два, — таким же смиренным голосом ответила кикимора.

— Девчонка еще совсем, — улыбнулся старик. — А меня как распознала?

— Чужим миром