Шрифт:
Закладка:
Дорога в песнях носит различные эпитеты: убитая, широкая; большая дорога называется шлях, маленькая тропинка — стежка.
Есть употребительный мотив, который прилагается к песням разного содержания (козацким, рекрутским): «Шли ляхи на три шляхи, а козаки на четыре, а татары покрыли собою поле», —
Ишли ляхи на три шляхи,
А козаки на чотири,
А татари поле вкрили, —
мотив, перешедший в различные песни из одной, относящейся к совместной войне поляков и козаков против татар. В козацких песнях отъезжающий козак просит своих родных, чтобы приливали дорожку — что означает воспоминание (сопровождаемое попойкою) — и утешали его девицу.
Ой приливайте дороженьку, щоб пилом не припала,
Та розважайте дивчиноньку, щоб з личка не спала.
В чумацких песнях ходить по дорогам значит вообще путешествие.
По дорогах ходячи,
Сири воли водячи.
Стежки, протоптанные к окнам хат, показывают, что там есть девицы:
Ой знати, знати, в кого есть дочки:
Топтани стежечки пид виконечки, —
а зарастание стежки — символ разлуки.
По стеженци, куди ходив, трава зеление.
Песок — принадлежность смерти. В одной песне выражается досада таким образом: «Пусть белый песок точит твои вражьи очи!»
Бодай твои вражи очи билий писок точив!
Это значит «чтобы ты умер». Несчастная женщина, томясь в чужой семье, говорит: «Пусть мои глаза точит песок в сырой земле; пусть не кручинит моей головы чужая мать».
Нехай мои чорни очи в земли писок точе!
Нехай мини чужа мати голови не клопоче!
В другой песне жена, ненавидящая мужа, говорит, что ей лучше есть в земле песок, чем ужинать с немилым.
Лучче мини, мати, в земли писок исти,
Ниж из нелюбим вечеряти систи.
Умерший отец, которого в свадебных песнях призывают на свадьбу его дочери, говорит, что он — под тремя замками, и один из этих замков — песок.
Перший замочок — гробочок,
Другий замочок — писочок,
Третий замочок — трава мурава.
В козацких песнях невозможность козаку возвратиться домой сравнивается с произрастанием песку, посеянного на камне и политого слезами: здесь песок избран потому, что он символ смерти.
Возьми, сестро, писку жменю,
Посий его на каменю,
Ходи, сестро, зироньками,
Поливай его слизоньками:
Коли той писок зийде,
Тоди брат твий з виська прийде.
Камень — символ трудности. Девица, которую хотят отдать замуж за немилого, катит камень по следам его и говорит: «Как тяжело катить этот камень, так мне тяжело жить с немилым».
По его слиду каменем поточила,
Ой як мини важко сей каминь точити,
То так важко з нелюбом жити.
Сирота на чужбине сравнивает себя с камнем, которому бы нужно было плыть по воде.
Ой як тяжко каменеви пид воду плинути,
А ще тяжче сиротини на чужини жити.
Женщина, проживающая с немилым мужем, говорит, что ей легче поднимать тяжелый камень, чем проводить жизнь с нелюбым.
Легше мини, мати, тяжкий каминь зняти,
А ниж из нелюбом вик коротати.
В козацких песнях отъезжающий из родины козак говорит, что он воротится тогда, когда тяжелый камень поплывет по воде, а перье павлина потонет.
Як тяжкий каминь на верх виплине,
А павине пиро на спид потоне.
Невозможность произрастать чему-нибудь на камне сопоставляется с такими явлениями нравственного мира, которые хотят сделать невозможными. Девица дает изменившему ей козаку заклятие, чтоб он женился тогда, как в мельнице на камне родится куколь.
Бодай же ти, козаченьку, тоди оженився,
Як у млини на камини кукиль уродився.
Неподвижность камня сопоставляется с привычкою: в одной галицкой песне тяжесть разлуки сравнивается с разлукою камня с тою водою, в которой он лежал.
Розлучили каминь з водов,
Розлучили мене з тобов.
Но в одной веснянке камень или камушек означает милого (в смысле перстня).
Як покотиться каминець
Молодий Настенци в рукавець,
Я ж думала — каминець,
Аж то Иванько молодець;
Я ж думала биленький,
Аж то Иванько молоденький.
Есть песни о превращении живых существ в камень. Молодец, женатый и имеющий детей, влюбился в чужую жену и задумал бежать с нею. Он пришел к своему коню и стал с ним советоваться. Конь просил не делать того, что он замышлял. Молодец не послушался и поехал. Едут они через поле, едут через другое; на третьем поле стали они отдыхать. Стал чужой муж у чужой жены расспрашивать: «Послушай, чужая жена, дуброва ли это шумит, или моя жена едет в погоню за нами? Соловьи ли это щебечут, или мои детки плачут? Не дуброва шумит — то моя жена в поле едет, не соловьи щебечут — это мои детки плачут. Беги, жена чужая, беги по полю куницею, а ты, конь вороной, стань зеленым явором, а я, молодой козак, лягу белым каменем!» Бежала жена, бежала и села на камне, жалобно заплакала: «О, чтоб этому камню было тяжело лежать здесь, мне же еще тяжелее горевать с детками».
Ой, идуть вони поле, идуть другее,
На третьему поли стали вони спочивати.
Ой, став чужий муж до чужой жони промовляти:
«Ой, послухай, чужа жоно, чи дибривонька гуде?
Чи дибривонька гуде, чи милая в погоню иде?
Чи соловейки щебечуть, чи то ж мои дитки плачуть?
Не дибривонька гуде — то милая в погоню иде;
Не соловьи щебечуть — ой то ж мои дитки плачуть.
Бижи, чужа жоно, по полю куною,
А ти кинь вороненький, стань зеленим явором,
А я ляжу, молод козак, та билесеньким каменем».
Та бигла жона, бигла, та на камени сила,
Та на камени сила, жалибненько заплакала:
«Ой, щоб сему каменю тут тяжко-важко лежати,
А ще