Этот Кострубонько — то же, что великорусский Ярило, или сохранившееся в некоторых великорусских местностях безыменное погребение весны. Песня говорит: «Умер, умер Кострубонько (уменьшительное от Коструб — нечоса, насмешливое прозвище, без сомнения, явившееся впоследствии, под внушением христианского презрения к языческим празднествам и забавам), умер голубчик, умер и не дышит». «Только … колышет», — прибавляют молодцы, тем самым давая повод искать связи Кострубонька с великорусским непристойным Ярилою и с древним мифологическим символизмом лингама и фальлуса, особенно с египетским мифом о воссоздании умерщвленного Тифном Озириса из его детородных частей, спасенных Изидою; его похоронили, притоптали ногами. Это одна половина песни. Другая представляет Кострубонька ожившим и говорит о браке Кострубонька: «Приди ко мне, Кострубонько, вступи в брак со мною в день недельный, при раннем завтраке». В Западной Малороссии игра в Кострубонька сопровождается неоднократными восклицаниями: «Христос Воскресе», что еще более побуждает предполагать, что в древности песня эта со сценическими действиями выражала такой образ, который, по внешним признакам, имел сходство с христианским представлением о смерти и воскресении Христа. Лету также посвящены особые разряды песен: троицкие, петровочные, купальские, наконец, песни, сопровождающие сельские работы, — гребецкие и зажнивные. Все носят на себе признаки времени года. Здесь встречаете короткую ночь, которая не дала девице выспаться:

Мала ничка петривочка —

Не виспалась наша дивочка, —

венки из летних цветов, купанье:

Купалочка купалася

На бережку сушилася, —

высокую траву в саду, где могут скрываться волки:

А в мого батька сад над водою,

Сад над водою — зильля торою,

А в тому зильлю вовки завили, —

и беленье полотен:

Там Катерина биль билила,

А билячи говорила:

Биле мое, биле крамне, тоненьке, —

и комаров, которые кусаются:

Та вже три дни три недили,

Як мого нелюба комари зьили.

Или:

Та вже сонце на гори —

Кусаються комари.

Здесь являются и русалки — эти фантастические существа, в поэтическом мировоззрении народа составляющие принадлежность лучшего периода летнего времени.

Сидили русалки

На кривий берези;

Просили русалки

В дивочок сорочок,

В молодиць намитокь:

Хоч вона худенька,

Та аби б биленька.

Или:

Проведу я русалочку до бору,

Сама я вернуся до дому.

Ой, коли ж ми русалочки проводили,

Щоб до нас часто не ходили,

Та нашого житечка не ломали.

Летнее время, особенно до начала работ, так называемой рабочей поры — время веселое. Девица жалуется, что она не видала лета, что для нее ни кукушка не куковала, ни соловьи не щебетали: ее мать не пускала гулять на улицу.

На мори вода хитаеться,

Дивчина лита питаеться:

«Ой, молоди, молодици,

Чи були ви на юлици?

Ой чи було лито, чи не було;

Чомусь мини невеличке воно?

Ни зозуленьки не кували,

А ни соловейки не щебетали:

Мене мати гулять не пускала!»

Мы не встречали олицетворения лета с именем лета, как весны, но есть песня, где олицетворяется петровка, т. е. время Петрова поста, серединное лето, обыкновенно время наибольшей солнечной силы и высшего блеска природы. Девицы встречают петровку и заплетают ей русую косу; потом проводят ее и расплетают, когда кукушка прячется в капусту, т. е. перестает куковать.

Ой, коли ми Петривочки диждали,

То ми ий русу косу заплитали;

Тепер же ми Петривочку проведемо,

Ми ж ий русу косу росплетемо.

Ужеж тая Петривочка минаеться,

Зозуля у капусту ховаеться.

Земля — мать; обыкновенный ей эпитет — матушка сырая земля. Она символ богатства и изобилия. Она запирается и отпирается, как небо. Это отпирание, символизирующее весеннее оживление природы, совершается в одной колядке св. Юрием, вероятно, заменившим, под христианским влиянием, другое мифическое лицо.

Ой, вставай, пане, вельми рано,

И сам уставай, и челядь буди.

По твому полю сам Госпидь ходить,

Сам Госпидь ходить — три святци водить:

Ой, перший святець — святий Юрья,

А другий святець — святий Петро,

А третий святець — святий Илья;

Святий Юрий — землю одмикае,

Святий Петро — жито зажинае,

А святий Илья — в копи складае.

На свадьбах говорят такое обычное приветствие: «Будь здорова, как вода, а богата, как земля».

Земля — главное местопребывание умерших. По-видимому, песенный мир, насколько он еще пребывает с языческим миросозерцанием, за пределами земли не знает никакого общего для всех отживших местопребывания. Иногда песня встречает их в деревьях, птицах, камнях, но чаще всего ищет их в земле — той самой земле, куда живые положили их после смерти; песня заставляет их из-под земли вести разговоры с ходящими по земле и приписывает им такие ощущения, какие бы мог иметь живой человек, положенный в могилу и остающийся там с признаками жизни. На свадьбе сироте-невесте поют, что она просит к себе на пир умершего родителя или мать — умершие подают ей голос не с неба, не из рая, но также не из ада, чего можно было ожидать от народа, много веков исповедующего христианскую веру, — они ответ дают из земли; они сообщают дочери, что хотели бы прийти к ней, да не в силах: на грудь им земли навалили, глаза их засыпаны песком — нельзя им глянуть, уста их запеклись кровью — не могут они проговорить слова.

Прибудь, прибудь, мий таточку (моя матинко),

тепера ко мни.

Ой, дай мини порадоньку, бидний сироти!

Ой, рада б я, дитя мое, прибути к тоби —

Насипано сирой земли на груди мини,

Засипани писком очи — не гляну к тоби,

Закипили уста кровью — не мовлю к тоби.

То же говорит и умерший отец жениха, если жених не имеет родителей:

Ой рад би я соловейком прилитати,

Придавила сыра земля, та не могу встати.

Умерший молодец также из глубины земли говорит своей милой, чтоб она не