Катюша, ты вечером придёшь к нам?

— Не знаю, дел у меня сегодня много, — Катя нахмурилась, сдвинула свои брови-домики. — Вот переделаю, тогда…

— А ты переделай. Переделай свои дела и приходи. Приходи, Катенька.

* * *

— А зачем тебя эта Софья Андреевна вечером звала?

— Да так… я иногда, когда дежурство у меня, прихожу… книжки им читаю, истории всякие рассказываю. Ну что читала или в кино смотрела. Или так… что сама придумаю.

Катя, явно, смущалась и старалась не глядеть на Нику. Шла, быстро переставляя свои небольшие крепкие ноги, так, что Ника едва за ней поспевала.

— Скучно же им, а тут хоть какое-то развлечение. А Софья Андреевна уж очень любит всякие истории. Да и Виктория Львовна тоже, — Катя резко остановилась, сердито посмотрела на Нику. — Ты Софью Андреевну особо не слушай, ну что она болтает. Виктория Львовна ещё в каком уме, не глупее нас с тобой. Просто трудно ей тут… понимаешь.

И Катя снова зашагала, не глядя на Нику.

А Ника шла следом и думала, что вот это и есть настоящая Катя. Не та, утренняя, рассказывающая про толстые ляжки Щербаковой и внутренние больничные дрязги, а вот эта, идущая сейчас чуть впереди неё, в сердитой своей озабоченности скрывающая необъятную доброту.

Настоящая Катя. В настоящей Анниной больнице.

* * *

— В детское отделение тоже пойдёшь?

— А у вас и такое есть?

— Есть, — на Катино лицо набежало хмурое облачко. — Так показывать или как?

— Показывай.

Катя как-то странно на неё посмотрела, бросила быстрый взгляд и тут же отвернулась.

Детское отделение было расположено чуть в стороне. Им пришлось пройти по неосвещенному коридору, Ника даже подумала, что это для конспирации, но Катя сердито пробормотала:

— Опять свет не работает. А эти из детского молчат.

Коридор вывел их к игровой площадке — небольшому круглому пятачку, от которого лучами расходились отсеки. Места здесь было чуть больше, чем там, где лежали взрослые. То ли изначально эта часть этажа была так организована, то ли это было сделано намеренно, в заботе о маленьких пациентах.

Ника огляделась, бросила взгляд на детский городок. Безликий и совершенно стандартный — горка, качели, лесенки-лазалки, детский бассейн, заполненный разноцветными пластмассовыми шариками — такие были на каждом этаже, разве что здесь они выглядели более яркими что ли, похожими на брызги весёлых конфетти, которые кто-то, то ли в порыве озорства, то ли случайно разбросал на сером бетоне. Разбросал, а убрать забыл.

На площадке никого не было.

— А… где все? — Ника удивлённо посмотрела на Катю.

— Где-где… тихий час уже вообще-то. В палатах все.

Катя приоткрыла ближайшую дверь. Из полумрака Никин взгляд выхватил ряд кроватей. Рядом с некоторыми стояли капельницы, от которых тонкими змейками тянулись белые трубочки, заползали в детские койки, скрываясь за складками одеял.

— Тут тяжёлые у нас. У них всегда, — Катя хмуро вздохнула. — Тихий час.

Они обогнули детскую площадку, прошли мимо пустующей стойки дежурной сестры. В пугающей тишине из-за дверей палат доносились голоса. Иногда детские. Иногда женские. Перехватив удивлённый Никин взгляд, Катя пояснила:

— Матери. Анна Константиновна, конечно, не приветствует, но тут уж ничего не поделаешь…

Катя горестно развела руками, и Ника почувствовала нехороший холодок, заструившийся по спине. Короткая Катина фраза вместила в себя всё: и тупую ноющую боль, и дикое отчаянье, и рваные клочки надежды. Нике вдруг остро захотелось уйти отсюда, наверх, куда угодно, но она знала, что, даже уйдя, она унесёт с собой эту короткую Катину фразу, и запах стариковских тел, и белые змейки-трубочки, присосавшиеся к худеньким маленьким ручкам, и пустую детскую площадку.

— Не люблю я тут бывать, — тихо сказала Катя. — У стариков куда ни шло, они хоть пожили, а тут.

Она не договорила, просто оборвала фразу, поставив жирную твёрдую точку, подведя черту под обыденной и оттого такой страшной правдой.

— Пойдём отсюда.

Но они никуда не ушли.

— Гаснут как фонарики огоньки последние, спят медведи маленькииии, спят медведи средненькииии…

За незакрытой дверью тоненький детский голосок старательно выводил слова. В этих словах не было жалости, не было обиды, только какое-то упорное усердие, словно певшему или певшей было важно довести все слова до конца, не растеряв от них ни кусочка.

Ника остановилась, пойманная врасплох этим аккуратным голоском, легонько толкнула дверь. В небольшой комнатке (по убранству и раскиданным игрушкам Ника поняла, что это что-то вроде игровой) сидела на стуле темноволосая девочка лет пяти, баюкая синтетического медведя.

— …огоньки не светятся над лесною спаленкой, спит сынок медведицы, спи и ты, мой маленький.

Девочка закончила петь, подняла на них большие лучистые глаза. Сказала очень серьёзно:

— Мама обещала, что придёт в пятницу.

* * *

Анна нашла Нику уже под вечер у стариков.

Ника сидела рядом с Катей и слушала, как та рассказывает свои истории. Рассказывала Катя и вправду мастерски, так, что слушатели — юркая Софья Андреевна, её две молчаливых соседки, да ещё парочка стариков — буквально смотрели Кате в рот.

Ника думала, что сама она так, конечно, не сможет. Но ей очень хотелось хоть что-то сделать, как-то помочь, в чём-то поучаствовать. Настоящая Аннина больница, старательно укрытая от посторонних глаз за фасадом обычной клиники, тихонько коснулась души шершавыми стариковскими ладонями, наивной колыбельной для потёртого игрушечного медведя, затребовав от Никиного сердца порывистых добрых дел.

Старики при виде заглянувшей Анны оживились, но Анна, опередив все возможные вопросы и замахав руками — «завтра, завтра, всё завтра» — обратилась сразу к Нике:

— Ты время видела?

О времени Ника забыла напрочь. В этом месте время переставало существовать, а, может быть, и существовало, но совсем по-другому — слишком много здесь было тех, кто хотел бы это время остановить.

— Ладно я замоталась, за две недели тут столько всего накопилось — за месяц не разгребёшь, но Катерина… ей же чёткие указания были даны…

Анна говорила слегка нервно и раздражённо, стремительно вышагивая взад-вперёд по своему кабинету.

— Не девчонка, а сплошная самодеятельность, завтра я уже с ней поговорю…

— Не надо, — Нике хотелось защитить Катю. — Не надо. Катя не виновата, я сама… сама её попросила.

— Ника, — Анна наконец остановилась. — Ты понимаешь, что лифты уже не работают? Тебе придётся задержаться здесь до утра. А ты сказала, что твой отец не знает, где ты. Или всё-таки знает?

Ника отрицательно покачала головой.

— Он думает, что я у друга.

Анна придвинула к себе стул, села перед Никой, внимательно и словно изучающе на неё посмотрела.

— Расскажи, что ты сегодня видела.

— Я…

Ника приготовилась рассказывать долго