хочется, то ну и пусть… А он стоял и не мог понять, чего он не хочет, чего ему не надо, и растерянно улыбался, и ничего не мог ответить. И вдруг, разом догадавшись про что это она, нахмурился, шагнул ей навстречу и заговорил. Нервно. Невпопад. Перескакивая с одного на другое. Он говорил, что он и не слушает никого. Что он хотел, но думал, что она… И вообще зачем он ей, вот такой, и как он ждал, что она придёт, и…

Медленно угасал вечер, и откуда-то из другого мира на бесшумных кошачьих лапах подкрадывалась ночь. Лиловая, глубокая, в золотых крапинках звёзд.

А они всё никак не могли наговориться.

— Папа, наверно, сегодня уже не придёт, — сказала она.

— Наверно.

Он согласился с её словами легко, совершенно не думая ни об её отце, ни о ком-либо другом. Всё это было где-то далеко. Не здесь. Не в этой реальности.

— Можно я тебя поцелую? — спросил, уже наклоняясь к её губам.

Она замотала головой, засмеялась, обхватила его голову руками, запустив тонкие пальцы ему в волосы. И почти одновременно её смех замер, накрытый его поцелуем…

Кирилл улыбнулся, по-прежнему не отрывая глаз от лица девушки и воздушной копны медных волос, и вдруг с удивлением заметил, что волосы её засияли, переливаясь золотым и розовым — это медленно-медленно за её спиной вставало солнце, нехотя поднималось, протягивая жаркие руки сквозь панорамные, ничем не задёрнутые окна.

— Ника!

— Что?

Она сонно заворочалась, перевернулась на спину, приоткрыла глаза и тут же крепко зажмурилась, смешно наморщив нос.

— Ника! Встань, пожалуйста! Ну, пожалуйста, встань.

Она удивлённо посмотрела на него, но подчинилась. Ещё не понимая до конца, что он от неё хочет, поднялась, зевая и потирая глаза руками.

— Ну чего ты, Кир. Не смотри, я лохматая и вообще…

— Не-не.

Он вскочил, мягко подтолкнул её, смеющуюся и упирающуюся, к окну, развернул к себе лицом и чуть отступил, на полшага назад.

Позади неё огромным и огненным шаром вставало Солнце. И Кир видел, как вспыхивают золотым нимбом разлетевшиеся кудряшки, как сверкает, переливаясь, золотая россыпь веснушек, оставленная когда-то на её лице горячим солнечным поцелуем, а само лицо, фарфорово-нежное, начинает светиться, словно там, в глубине её души разом включились сотни волшебных фонариков.

— Ты сияешь… — пробормотал он. — Я всегда хотел посмотреть, как ты сияешь…

За её спиной вставал новый день.

За его спиной начинался новый мир…