в музей Метрополитан и знали про результаты обследования сетчатки прота. С затуманенными глазами я швырнул записную книжку на стол, дал им большое задание по чтению и заверил, что всё, чего мы не успели обсудить в аудитории, будет на финальном экзамене, и рассказал им в подробностях, как обстояли дела в лечении Роберта Портера. Чем чёрт не шутит, думал я, может, они предложат то, о чём я не додумался.

Дискуссия, разумеется, велась «доктором Саксом»[135] который заявил:

— Это проще пареной репы. Отец попросил сына помочь ему совершить самоубийство. Возможно, они не раз обсуждали это на лужайке перед домом под видом созерцания звёзд, и когда отцу стало совсем плохо, мальчик решился помочь. А теперь представьте его положение: ему всего шесть лет, а любимый отец страдает от невыносимых болей. Разве вы не захотели бы помочь ему избавиться от страданий? С другой стороны, Роберт знал, что убивать отца нехорошо. Он находился между молотом и наковальней. В одну из ночей отец сказал, что больше не может выносить боль и на́чал умолять сына помочь ему прекратить эту муку. Может, мальчик окунул его в ванну и держал под водой или связал по рукам и ногам, или что-то в этом роде. Конечно, когда всё было конечно, Роберт осознал, что он сделал, и бежал из дома, стараясь спрятаться. Но как бы далеко и быстро ни бежал мальчик, скрыться от самого себя не получалось. Никому ещё не удавалось. Этого достаточно, чтобы свести с ума любого!

— И как прот связан с произошедшим?

— Роберт позвал на помощь. Прот был единственным, кто услышал зов.

— Думаешь, он прилетел с Ка-Пэкс, чтобы помочь тому, кого даже не знал?

— Но он здесь, не так ли?

Я отпустил студентов пораньше и отправился домой.

На следующий день у меня немного повысилась температура и болели все конечности. Я всегда считал, что заболевшие люди должны оставаться дома и не распространять вирус на окружающих. Но выбора не было: я должен был встретиться с протом. Поэтому, чувствуя себя как Тифозная Мэри[136], я заставил себя подняться и направился в госпиталь.

Я вошёл в кабинет на две минуты позже начала сессии. Прот уже сидел в кресле и жевал мандарины.

— Прот, хочу с тобой поговорить.

— Валяй.

— Но вначале мне нужно поговорить с Робом.

Прот огляделся по сторонам.

— Где он?

— Не думай об этом. Просто откинься в кресле и расслабься, пожалуйста.

Он вздохнул и закатил свои глаза, а затем опустил голову на плечи.

— Роб?

Нет ответа.

— Роб, я хочу извиниться перед тобой за то, что говорил пару встреч назад. Я обвинил тебя в нападении на отца в ванне, но теперь мне кажется, что всё было иначе. Его смерть могла быть случайной. Он мог упасть и разбить голову. Но не думаю, что ты винил бы себя, если бы всё было так.

Я подождал, чтобы дать Робу обдумать сказанное. Если он и был согласен, то не подал виду.

— Роб, твой отец просил тебя помочь совершить самоубийство? Думаю, просил, и ты, в конце концов, согласился. Но тебя охватило сильнейшее чувство вины, так ведь? Поэтому ты сбежал из ванны, когда всё было конечно.

Не было ни малейшего признака, что Роберт меня слышал.

— Ну ладно. Спасибо, Роб. Можешь идти. Прот?

Голова прота поднялась.

— Сосредоточься на белом пятнышке за моей спиной и загипнотизируй себя, как будешь готов.

Когда я повернулся, прот уже был в трансе.

— Хорошо. Я снова хочу поговорить с Робертом. Роб? Выходи — я знаю, что ты здесь.

Реакции не последовало, и я почти слово в слово повторил сказанное несколько минут назад, заканчивая утверждением, что отец попросил Роберта помочь покончить жизнь самоубийством.

— У тебя не было выбора, Роб. В таких обстоятельствах я бы тоже поступил подобным образом. Почти каждый поступил бы так же.

И снова ни малейшей реакции. В этот момент я решил, что терять нечего и пора доставать последнюю карту из рукава.

— Но он ведь не только попросил тебя помочь в совершении самоубийства, да, Роб? На самом деле он заставил тебя это сделать. Он угрожал рассказать твоей маме про дядю Дэйва, верно? А если бы он рассказал матери, то дядя Дэйв убил бы тебя. Я правильно говорю?

Ответом был глубокий вдох, больше похожий на храп.

— Твой отец поступил с тобой плохо, так ведь? Ты понял, что он ничем не лучше своего брата. Ты понял, что он в любом случае использует тебя в своих целях. Ты осознал, что отец вовсе не бог, как ты считал ранее. На самом деле он был некой противоположностью богу. Твой отец был куском дерьма, так ведь, Роб?

Роберт снова издал нечленораздельный звук, но я продолжил.

— Ты ненавидел его — я прав, Роб? Ты ненавидел его всей силой молодой души, со всем разочарованием и отвращением, которое испытывал к дяде Дэйву. Ты выплеснул всё это на отца, так ведь? Ты схватил бейсбольную биту или что-то тяжёлое, когда он был в ванне, и ударил его — я прав? Ты убил его, верно? Ты ударил ему битой по голове и смотрел, как он тонет — всё так? Всё так и было? Всё так и было, Роб?

Его голова подняла́сь, глаза блеснули как у хищника в темноте.

— Ты чёртов осёл! — прорычал он. — Ты грязная, гнилая сволочь! Ты чёртов сукин сын! Ты самый тупой, неудачливый и дерьмовый человек во вселенной! Я любил своего отца. Ты что, не понимаешь? Он был самым классным человеком в мире. Вот почему я…

— Что, Роб? Что ты сделал с отцом?

Но он опустил голову и заплакал.

— Наконец-то, наконец-то, наконец-то, — подумал я. — Это то, чего я ждал.

— Хорошо, Роб. Я понимаю. Не торопись…

— Вот почему я попытался сделать с отцом то, чего хотел от меня дядя Дэйв! — он совершенно сломался. — О, Боже, это невыносимо!

Со всей силой, которая была во мне, я взял его за плечи и встряхнул.

— Роб, останься со мной ещё на минуту! Ты говоришь, что пытался…

Всё ещё плача, Роб продолжал, заикаясь:

— Вот тогда он и замахнулся на меня, а затем попробовал встать, но упал и ударился головой о стенку ванны. Он был мёртв. Осознав это, я убежал. О, папочка, мне так жаль! Прости меня, прости меня, пожалуйста! Я только хотел, чтобы ты почувствовал себя лучше…

Это были последние слова перед тем, как голос Роберта перешёл в долгий затихающий вой.

Я