Шрифт:
Закладка:
Мишина мать также чувствует за своего сына, в то время как мальчик, отчасти по причине аналогичной чувственной установки матери, выдает мужские ласкательные имена. При этом следует учитывать иронию: «Ты должен также быть мужчиной». Какое-то время Миша с пристрастием называл мать то «серый зайчишка», то «воришка плут». Это характерные образы из мира русских сказок. «Серый зайчишка» – это маленькое, пугливое животное, которое много страдает от несправедливости сильных и нуждается в защите. «Пушистый ты, серый», – часто говорил Миша своей матери. Обычно воспитательницы называют своих воспитанников «куцый зайчишка»253, что означает то же самое, что и «маленький зайчик». У Миши тоже была воспитательница из простого народа, которая раньше была его кормилицей. Теперь он дает матери свое прежнее имя. В противоположность «серому зайцу» «воришка плут» – это самостоятельный хитрый индивидуум, которого давно следовало бы наказать, если бы его только смогли поймать. Эти два противоположных качества матери Миша, наконец, объединил в новом ласкательном имени для нее, а именно: «серый воришка».
Это все равно что, если бы он назвал ее:
«И все-таки ты маленький пугливый, пушистый зверек, но при этом и хитрый, так что с тобой нужно быть настороже; можно было бы подумать, что ты мужчина – ты такая хитрая – посмотрите только на этого мужчину! – но при этом ты все же маленький серый зайчишка!»254.
«Ах, какой же он хитрый, этот серый», – иногда кричал мальчик в восторге, указывая на мать. Одним из любимых его занятий было обманывать мать. Когда она поймала его, он признался, смеясь:
«Я обманываю только тебя, ты, хитрый, ты, серый воришка, ты! Так забавно обманывать тебя!».
Окруженный материнской любовью, мальчик долгое время тосковал по отцу, к которому он был привязан нежной любовью. К другим людям, а именно к мужчинам, он ревновал. Он долгое время не мог показать этого матери до тех пор, пока она не спрашивала совета, например, куда можно пойти гулять, учитывала мнение какого-либо мужчины. Однажды в такой момент у него случилось сильное расстройство, он хотел искусать и исщипать мать. Когда ему стало лучше, плача, он попросил у нее прощения: он сам не знал, почему у него появилось желание измучить любимую маму; она принесла ему горе, он знал, что поступает нехорошо, но не мог прекратить.
Миша был очень нервозным ребенком, и чем дальше, тем сильнее повышалась его нервозность. В возрасте 10 лет он заболел фобией обезьян. Страх был настолько велик, что он не мог оставаться в комнате один, да – несколько раз он даже боялся идти в туалет, если мать не ждала его за дверью. Ему всегда казалось, как будто на него хотела прыгнуть обезьяна. Случайно я вспомнила, что раньше из любви к матери мальчик называл ее «злая мартышка», а сейчас совсем забыл об этом. Чтобы вызвать это в его памяти, я спросила Мишу, не видел ли он где-нибудь похожую обезьяну. Да, – он задумался, пожалуй, он видел одну в зоопарке. Это была мартышка. Я хотела знать, напоминает ли ему эта мартышка кого-нибудь. Правильно: он вспомнил, что однажды он был очень зол на свою мать; он думал, что она хочет прыгнуть на него, как сейчас эта обезьяна. С тех пор он называл ее «злая мартышка». Имеется рассказ на русском языке для маленьких детей об одном мальчике, который, несмотря на строгий запрет, дразнил обезьяну, сидящую в клетке, и был наказан за это рассерженным животным255. Теперь его фобия обезьян развивалась следующим образом: очевидно, он хотел сделать что-то такое, из-за чего мать сильно разозлилась. Мать пригрозила ему, а ребенок отнесся к этому как к развлечению, в то время он идентифицировал свою любимую мать через смешное ласкательное имя наказывающей мартышки. Со временем отношение к матери как к животному вытеснялось в бессознательное: Мише необходимо много времени на размышление, чтобы вспомнить об ассоциации мартышка-мать. «Мартышка» стала символическим репрезентантом наказания для уже неосознанного, ранее отмеченного удовольствием прошлого и, в соответствии с этим, превратило бывший аффект удовольствия в аффект страха. Что это было за прошлое, к сожалению, мне не удалось узнать, потому что я редко видела мальчика. Отец ребенка сообщил мне о похожем символизировании родителей в образе собак. Это было в сновидении: Миша видел котенка, которого затравили собаки, и ему было очень жаль животное. Отцу без труда удалось установить отношение сновидения к реальности: днем раньше Мише пришлось выслушать многочисленные упреки со стороны родителей, и ему также грозили наказанием. Теперь родители были в сновидении собаками, которые затравили его, маленького котенка. Во «Вкладах к толкованию сновидений»256,257 Фрейд анализировал фобию волков у одного мальчика.
Мой маленький доклад, естественно, не является полным анализом. История Миши лишь показывает, что веселые и страшные животные, в соответствии с утверждениями Фрейда, являются символическими репрезентантами родителей, у мальчика – главным образом репрезентантом матери.
В качестве сравнения мне в голову пришел забавный рассказ о детях одного знакомого мне врача, который я услышала случайно. Малыши, мальчик и девочка, с удовольствием играли в папу и маму. При этом роль отца была отдана кролику, в то время когда мать должна была изображать коза. Зверьки также получили имена обоих родителей, Лео и Мари. «Дурные привычки» были строго запрещены детям. Цель была достигнута, потому что теперь малыши звали своих любимцев не «Лео» и «Мари», а «дорогой – дорогая», как обычно называли друг друга отец и мать. Запрет относился лишь к именам, потому для маленьких головок еще не стало очевидным, что отец и мать занимают в ряду животных более высокое положение, чем кролик и коза.
Забытое имя
(1914)
Одна немного боязливая дама сообщила мне следующее: она поднималась вверх по лестнице гостиницы, в которой проживала, и размышляла о том, как опасно постоянно находиться в пансионе с легочными больными; при этом она невольно держала у носа носовой платок. В этот момент ей навстречу шел молодой жилец гостиницы, страдающий легочным заболеванием, она упрекнула себя за такое бестактное поведение,
