писанные тобой в Гамбурге в двадцать девятом году. Ты объяснялся в любви Грегору Штрассеру и называл фюрера богемским ефрейтором, не так ли? Не думаю, что это очень понравится ему.

— Подлец… — прошептал рейхсминистр пропаганды, — какой подлец… Ты перехватывал письма еще тогда?

— Нет, я купил их у душеприказчиков Штрассера. Они обошлись мне в сто пятьдесят тысяч марок. Я знал, что рано или поздно ты станешь на моей дороге.

— Верни их мне!

— Я подумаю об этом после голосования. — Геринг вскинул руку в фашистском приветствии и вышел из кабинета рейхсминистра, убежденный в том, что теперь Геббельс не осмелится голосовать против.

Следующим на очереди был Гиммлер. Он встретил Геринга на пороге своего кабинета. Самолично помог рейхсмаршалу стащить с жирных плеч блестящий офицерский плащ. Окинул взглядом грудь рейхсмаршала, как иконостас увешанную выпрошенными у Гитлера и иностранных послов орденами.

— Ты сегодня великолепно выглядишь, Герман!

Геринг тяжело прошагал к креслу.

— Ты знаешь, зачем я к тебе пришел, Генрих?

Гиммлер ущипнул подкрашенные усики.

— Догадываюсь. Но лучше будет, если ты скажешь все-таки…

Геринг упрямо мотнул головой.

— Ты разыгрываешь комедию, старина. Я хочу знать, как ты будешь голосовать?

Гиммлер подумал.

— Это будет зависеть от многих обстоятельств. Ты окружил себя подозрительными людьми, Герман. Мне это не нравится.

— Ты об Эккерте?

— Хотя бы. Ты принимаешь его в любое время дня и ночи, ты покровительствуешь ему. Он смеет угрожать группенфюреру Небе твоими карами. Да-да, мне это не нравится.

— Боже мой, Генрих, ты меня удивляешь. Я его совсем не защищаю. После получения письма из твоей конторы об этой истории с долларами и фунтами я запретил своим офицерам пускать его ко мне. Я приказал установить за ним наблюдение и отстранить от важных дел, хотя, честно говоря, я не понимаю, почему он тебе так не нравится. Он приличный работник, умеет себя держать…

Гиммлер перебил:

— А самое главное, умеет набивать своему шефу карманы деньгами, не так ли?

Геринг вспылил:

— Можно подумать, что тебя это очень интересует, Генрих. Или ты бессребреник? Тогда куда девались денежки из сейфов Ротшильда, захваченных в Париже? Может быть, твои ребята потеряли их, пока везли в Берлин? Насколько мне известно, там были ценные бумаги и акции на сумму в девять миллионов долларов. Ты же сдал в Рейхсбанк два с половиной миллиона. Шесть с половиной куда-то исчезли. Может, скажешь, куда, Генрих?

Гиммлер притворно-добродушно рассмеялся.

— Я расследую эту историю, Герман. У тебя, оказывается, есть личная тайная полиция. Не знал. Да, я считаю, что лучшего преемника фюреру среди нас не найти. Ты великий человек, Герман, и мой голос в твоем активе, но…

— Но? — переспросил Геринг. — Что за но?

Гиммлер усмехнулся.

— Я буду против только при одном условии, Герман: если за твоим Эккертом идет не тот след. Ты пойми меня, я ведь министр внутренних дел, на мне безопасность рейха. Если факты, которые мне известны, подтвердятся, прости, Герман, я буду голосовать против. Твоя привязанность к этому человеку создает опасность для рейха. Тем более, если ты станешь вторым лицом в стране.

— Тогда арестуй его, Генрих, и я не скажу ни слова, — вскипел Геринг. — Мне не нравятся твои увертки, старина. Это пахнет шантажом.

— Я арестую его, когда получу подтверждение фактов, — тихо повторил Гиммлер. — Вот именно в этом случае я буду голосовать против. Пойми меня, Герман… Если факты не подтвердятся — мой голос в твоем активе.

Геринг с минуту смотрел ему в глаза.

— Я хотел бы, чтоб ты понял одну истину, Генрих. Если твой голос не помешает моему избранию, я буду иметь много возможностей или поддержать, или помочь твоему падению, старина. Подумай об этом. Счастливо оставаться, Генрих!

Геринг тяжело протопал по кабинету. Когда он ушел, Гиммлер медленно набрал несколько цифр на телефонном диске.

— Мюллер! Так вот… Если завтра к обеду на моем столе не будут лежать убедительные доказательства того, что Эккерт работает на иностранную разведку, вам придется выслушать от меня немало нехороших слов. Если доказательств нет — найдите! Да-да-да… Поднимите все бумаги о его зарубежных поездках. Где он был? В Италии? Что ж, ищите доказательства его связи с разведкой Дуче. Но лучше, если б вам удалось найти что-либо из отношений с англичанами, американцами, русскими, испанцами. Послезавтра вечером у фюрера совещание по вопросу о преемнике. Я должен иметь факты против Геринга.

…После всех этих визитов рейхсмаршал решил заняться делами. Вернувшись в министерство, он приказал принести ему документацию о ходе объявленного им две недели назад «имперского похода за железным ломом». Германии нужны были пушки и снаряды, и проект Геринга встретил всяческое одобрение со стороны Гитлера. В германских городах стали снимать с ворот бронзовые колокольчики и железные решетки с окон. На сборные пункты несли старые кастрюли и другие ненужные металлические предметы. «Поход» открыл сам фюрер, принеся на сборный пункт свой бронзовый бюст, подаренный ему Герингом в день рождения два года назад. Газеты уделяли «походу» и «энтузиазму» масс специальные обзоры. Эссенская «Национальцайтунг», принадлежавшая рейхсмаршалу, называла «поход» «массовой жертвой родине».

Два дня назад Геринга взбесила выходка комедийных киноартистов Шмитца и Хусселя. Кинофабрика «Уфа-фильм» в очередном киножурнале выпустила небольшую сценку с их участием. Шмитц, сгибаясь под тяжестью, тащил на свалку огромный бюст Гитлера. Хуссель интересовался у него: для чего он это делает? Сбросив бюст и отряхнув руки, Шмитц отвечал: «Приношу жертву родине».

После этих слов в кинозале раздавались редкие хлопки и улюлюканье фашистов.

После просмотра ленты в кинотеатре «Палас» Геринг позвонил гауляйтеру Берлина Геббельсу и ехидно посоветовал ему посетить «Палас». В тот же день киножурнал был снят с экрана, а Шмитц и Хуссель отправились в концлагерь в Флоссенбург.

Два дня назад фюрер, чтобы поддержать патриотический подъем берлинцев, приказал снять и сдать в металлолом медные ворота новой имперской канцелярии. По Берлину поползла ехидная шутка: «Фюрер издал новый боевой лозунг “Воротами по Черчиллю!”» Геринг не без ехидства сообщил об этом дражайшему патрону, изложив все это в нарочито возмущенном тоне. Гитлер скромно потупил глаза и сказал плачущим голосом:

— Ты видишь, Герман, они не понимают моих идей! Они не понимают, что я послан провидением так же, как в свое время посланы были для спасения Германии Фридрих Барбаросса и Фридрих Великий. Нет, я не уйду с этого поста! Я уеду в свой родной Линц и буду писать дунайские пейзажи. Германский народ недостоин такого вождя.

С фюрером начался нервный припадок, и все штабные чины и генералитет хором стали убеждать его, что он незаменим, что в