— Завтра к полудню будем на месте, — сказал Грег.

Я лишь кивнул, любуясь на светящийся от потревоженного планктона след от кильватерной струи. Ночь была звездной, что тоже придавала ей очарование. Стоял, любовался и думал, что ради таких моментов и стоит ценить жизнь. Как будто бы ничего и не происходит, но именно тогда остро чувствуешь, как прекрасна она в любых ее проявлениях.

— Наверняка у вас сложилось превратное отношение, господин сарр Клименсе.

Голос Грега мешал, и все-таки я спросил.

— К чему именно?

— К нам с братом, да и вообще.

Пришлось отделаться тем, что пожать плечами: не понимаю, мол, о чем вы пытаетесь мне сказать.

— Знаете, сарр Клименсе, «Мария» — это единственное, что есть у нас с Михелем в жизни. Ни семей, ни дома, только она, — Грег погладил поручень, ограждающий мостик.

— У многих нет даже этого.

— Все верно, но сказать хотел не об этом. Вот вы думаете, что мы скупы так, насколько вообще это можно, и экономим на всем. Поверьте, вы всего лишь попали на борт «Марии» не в самый лучший момент в нашей жизни.

— И что стало причиной?

— Как и обычно во всех подобных случаях, — туманно ответил Грег. — Хотите кофе?

— Не откажусь.

Хотелось надеяться — он не будет таким же, как все остальное на ее борту.

— Сейчас распоряжусь. Клавдий, — сообрази!

Отправив рулевого, он встал за штурвал сам. Посыльный скрылся надолго, и я успел пожалеть о своем согласии, не догадавшись на себя что-нибудь накинуть, и потому начав зябнуть. И все-таки оно того стоило — кофе оказался превосходен. Никогда не понимал привычки портить его сахаром и вообще, чем угодно: он и без того хорош, и этот был именно такой, каким я его и любил. Крепким как рукопожатие искренних, горьким как расставание влюблённых, и горячим как месть. Так сказал однажды один из моих друзей. Замечательный поэт, которому не получилось сохранить жизнь, когда не смог предотвратить его дуэль.

— Теперь уже нет смысла ни на чем экономить, — заметил Грег.

— Так что же все-таки с вами произошло?

— Ряд обстоятельств, сарр Клименсе. Корпус «Марии» во время шторма дал течь, а в трюме хранился груз, который боялся сырости. Затем был ремонт, и он забрал последние деньги.

— Так понимаю, все теперь позади?

— По прибытию в Клаундстон, мы расплатимся с долгами полностью. И тогда добро пожаловать к нам на борт, сарр Клименсе! Уверяю вас, вы будете приятно удивлены.

— Нисколько в том не сомневаюсь.

Такой вот состоялся у нас разговор, в конце которого я подумал — как же мы часто составляем о людях превратное мнение, если нам неизвестно то, что называется правдой.

Шлюпка со мной и Александром сар Штроукком подходила к набережной, когда на берегу произошло что-то непонятное. Сначала народ, а его хватало — как праздных гуляк, так и сосредоточенно куда-то спешащих с деловыми минами на лицах типов, отхлынул в стороны, а затем наоборот, собрался возле чего-то отсюда невидимого.

— Они убили его, убили! — истерично кричала какая-то женщина.

Причем настолько громко и пронзительно, что голос ее был слышен далеко вокруг. «Как будто криком когда-нибудь и кого-нибудь сумели оживить, — поморщился я. — Клаундстон — город портовый, а они никогда порядком не славились, пора бы ей уже и привыкнуть».

Набережная была закована в гранит, и к воде спускались ступени во многих местах. Сам порт с грузовыми причалами оставался в стороне. Но нам с Александром он пока был без надобности. Еще на борту «Марии» мы твердо решили на этот раз подойти к выбору корабля более основательно. А заодно совершить прогулку по городу, он того стоил.

— Давайте помогу, господин сарр Клименсе, — сказал один из гребцов, видя, как я с сомнением посмотрел на свои кофры.

— Буду благодарен, — и не удержался. — Тем более, ты с ними знаком не хуже, чем их хозяин.

Еще бы нет, ведь им оказался тот носильщик, который так удачно подвернулся нам с Александром в Гласанте. Несмотря на то, что кофры путешествуют вместе со мной из самого Гладстуара, носить ему их пришлось примерно столько же, если еще не больше.

Мы проходили довольно близко от наверняка мертвого уже человека. Он лежал на спине, глядя в небо невидящими глазами, а из-под головы успела натечь целая лужа темной, почти черной крови. Ничем не примечательный человек, с лицом, на которое ни за что не обратишь внимание, и с такой же неброской одеждой.

«Наверняка разворочен затылок, — подумал я. — За что его? Ограбление? Кто-то свел с ним счеты? Но почему на виду у всех, не боясь быть пойманным? А вообще замечательное начало для знакомства с городом!»

— Господин сарр Клименсе, вам удобней будет пойти сюда! — неожиданно заявил матрос, перехватив оба кофра в одну руку, а другой настойчиво увлекая в сторону. Поначалу я вознамерился освободиться, но затем, взглянув на него, противиться не стал: слишком он был напряженным.

Шли мы недолго, зачем-то завернув в переулок.

— Сарр Клименсе, умоляю вас, будьте предельно осторожны! — зачастил он, не переставая оглядываться по сторонам.

— Это еще почему?

— Просто поверьте на слово, и отнеситесь со всей серьезностью. Я не должен вам ничего говорить, но скажу — этот человек обязан был вас встретить. А самое главное, прошу вас — затаитесь на какое-то время.

Нас нагнал сар Штроукк, заставив его умолкнуть. Вернее, заговорить самым обычным тоном.

— Господа, я вынужден вас покинуть. Извините тысячекратно, но мне вдруг вспомнилось, что у меня есть куча неотложных дел.

Поставив оба кофра у моих ног, он торопливо ушел.

— Что-то идет не так, Даниэль?

— Не исключено.

Что я мог сказать другого, если и сам не знал ничего? Или наоборот — достаточно, чтобы связать все события воедино. Даже гибель «Марии». Не нашей — другой, которую мы увидели перевернутой кверху дном. Но тогда получается, что мною, Даниэлем сарр Клименсе, играют как тряпичной куклой. Кто-то неведомый, но настолько сильный, что способен предугадывать будущее, и даже частью его менять. Но почему? Чем я так интересен? Тем, что могу занять трон Ландаргии, и имею на него больше прав, чем кто-либо то ни было? Но зачем тогда меня привели сюда, в Клаундстон? Исходя из моей же логики — именно привели?

— Александр, будьте добры, найдите кого-нибудь, чтобы самим не нести багаж. Я пока здесь побуду, в теньке.

Не слишком-то меня и обеспокоили слова матроса. Но когда человек дает добрый совет, глупо им не воспользоваться. Особенно в том случае, если вопрос касается собственной безопасности. Клаундстон — огромный город, его улицы запружены народом, и затеряться в нем будет легко. Во всяком случае, до утра. Затем воспользоваться первой подвернувшейся оказией, и покинуть. Надеюсь, по собственной воле. Или нет? Вполне могло быть и по желанию одной из противоборствующих сторон.