Местный священнослужитель хоть и не лез в мои дела, смирно сидя у себя в церкви, однако подход к обучению у него был уж очень консервативный. Вот и сейчас мне пришлось собственноручно вносить изменения в его систему образования.

— Отец Мефодий, ну я же объяснял! — Вновь сокрушался я. — Больше свечей в учебном классе! Не нужно экономить на качестве обучения людей.

— Но то есть расточительство…

— А доска? — Прервал его я. — Ну я же выдал вам хорошую, большую учебную доску. И мел с ней в придачу. — Упорный священник никак не хотел принимать прогрессивные методы, ворча что-то в свою бороду. Да, он — единственный, кому я позволил оставить на лице всю растительность, не облагая штрафом. — Так, я завтра заеду, чтобы всё было, как я указал. — В ответ Мефодий лишь серьёзно кивнул, давая понять, что к указаниям моим впредь отнесётся более ответственно.

Вдруг снаружи, через открытые широкие двери церкви, послышался стук копыт. Я пошёл посмотреть, кто это так торопится на богомолье. В дверях я столкнулся с запыхавшимся Лаврентием. Хоть он и скакал верхом, всё равно от чего-то вспотел и сбил дыхание.

— Что стряслось, сержант? — Не смотря на мнимую стабильность, установившуюся в городе и за его пределами, мой спящий (в хорошем смысле этого слова) агент оставался в городе и выполнял всё те же задачи, спокойно выслушая и, что тоже немаловажно, высматривая.

Сержант принял стойку и отдал честь, ударив кулаком в грудь. Да, пожалуй, этот жест скоро нужно будет вводить в официальный обиход. Выглядел мой личный Берия хоть и слегка растрëпано, но от того не менее серьёзно и, как всегда, с не по годам проницательным взглядом.

— Командир, докладываю, — Ровным голосом отчеканил он, как будто мгновение назад не хапал жадно ртом воздух. — В Новгороде, сегодня, ранним утром был убит князь Дмитрий. — Я сокрушённо рухнул на ближайшую скамью. Как?.. Так быстро? Но…

— Кто? Как? Есть подробная информация? — Я тяжело сглотнул, хотя во рту было абсолютно сухо.

— Я сам был на месте убийства. — Начал доклад Лаврентий. — Тело тогда, конечно, уже убрали, но по рассказам в груди и животе было много колотых ран. Украшения, коих у князя было немного, все остались на месте.

— Место преступления? — Продолжил я заваливать разведчика вопросами.

— Гончарный конец, тëмный закоулок возле самой стены. — С готовностью отчеканил он. — На месте преступления во многих местах примята трава. Возможно, хотя даже скорее всего, нападавших было несколько. Также вокруг места убийства есть следы крови. Много где: на снегу, на траве, даже на стене.

— Князь защищался. — Сделал вывод я.

— Да. Это вновь говорит о том, что нападавший был не один. — Я вспомнил того лося, что мы завалили на охоте. Большой и могучий, он отмахивался от назойливых мух, пока не попал в нашу ловушку. Так и Дмитрий. По одиночке недоброжелатели были ему на один зуб. Но стоило им объединиться…

— А что охрана князя? — Спросил я.

— Он её выбирал не сам. Возможно подкупили, чтобы в нужный момент смотрела не туда. А может…

— Может и сама его убила. — Догадался я, до бела сжав кулаки. — Есть информация о том, кто его охранял?

— Так точно. Всю охрану новому князю благородно выделил от полка воевода. — Повисла звенящая тишина. Пазл сложился.

— Думаешь?..

— Уверен. — Лаврентий подхватил моë опасение и раздул его до большого пожара.

— Тогда пора действовать.

Я быстрым шагом вернулся в изрядно посветлевший учебный класс, где отец Мефодий уже осваивал доску и мел.

— Вынужден прервать твой урок, отец Мефодий. — Я выудил из общей стопки самый приличный желтоватый лист бумаги, потом ещё один, но уже не взирая на качество. Первый я положил перед священником, а второй дал Лаврентию.

— Пиши письмо Григорию от моего имени. Пусть сегодня же собирает своих людей и валит из города сюда, в Борки. Под любым предлогом, не важно. — Доходчивый разведчик коротко кивнул и, выудив из своей наплечной сумки перо, сел за один из столов, одолжив у сослуживца чернила. Я же повернулся уже к священнику.

— Пиши, отец Мефодий. — Немолодой поп сноровисто взял перо и, мастерски обмакнув его в чернила так, чтобы те не капали, принялся меня слушать. Я давно уже думал, что может произойти подобное. И планировал все возможные исходы и мою реакцию на них. Не ожидал, только, что жизнь перспективного князя так быстро оборвётся. — Пиши так: «Здравстуй, Михаил, воевода Новгородский. Пишу тебе я, король Шведский, Финляндский и Норвежский, Олаф…»

Интерлюдия.

Ночь с 15 на 16 апреля 1506 года.

Новгородский детинец.

В эту ночь Михаил позднее обычного возвращался в свои покои. Он шёл по стене детинца, как вдруг, пройдя в тень одной из башен, заметил нечто странное. В лунном свете, проходящем через широкую бойницу башни, виделась чья-то тень. Воевода бросил взгляд на её источник. Человеческая фигура, вся в чëрном одеянии, с воротником по самые глаза, сидела прямо в окне бойницы. Михаил хотел было уже поднять тревогу и атаковать странного, но от того не менее злостного нарушителя. Однако тот, вместо того, чтобы принять бой или хотя бы попытаться сбежать, лишь выпрямился и, достав откуда-то свиток с тяжёлой алой печатью, бросил его воеводе. Тот сноровисто поймал послание. Странная тень не атаковала и не убегала, а лишь терпеливо ждала. Михаилу стало интересно. Он сломал замысловатую печать, какую ранее никогда не видел, развернул письмо. Сначала его глаза сузились, силясь разобрать в тень кривые буковки. Потом расширились, когда он понял, что там написано. Когда же он поднял глаза обратно на чудного гонца, того уже не было в окне бойницы. Михаил посмотрел по сторонам, но нигде не нашёл той таинственной фигуры, что передала ему столь важное для его жизни послание.

Тогда воевода выглянул в эту самую бойницу, одновременно подивившись, как этот странный человек вообще мог протиснуться а неё. Он посмотрел вниз, однако никаких следов и движения не обнаружил. Тогда, перекрестившись и сплюнув три раза через плечо, он вновь взглянул на письмо и воодушевлённо, с каким-то нездоровым блеском в глазах, рванул обратно. Туда, где всё ещё пировали сотники.

А стоило ему тогда посмотреть наверх, он бы заметил, как, держась за зацепленную к башне верëвку, упëршись ногами в стену, неподвижно стоит та самая «тень», что пролезла в узкую бойницу. Лазутчик облегчённо выдохнул и, выругавшись не по-русски, посмотрел наверх, где, присев, находился его сообщник, только уже