Штерич, собирались Толстой и Соболевский, часто путешествовал Мельгунов. Но нет, никто из высшего сословия не подходил на роль компаньона. Так считал отец, а вот Мишель с удовольствием бы избежал компании Иванова. Он не отличался хорошим образованием и не обладал благородными манерами, что вряд ли способствовало симпатии со стороны Мишеля. Позже сестра Людмила вспоминала, что «Иванов производил впечатление малообразованного человека, мало воспитанного, мало бывавшего в обществе».

Дело в том, что стажировка отечественных певцов, служащих при дворе, расценивалась как дело государственной важности. Отец считал, что его сын едет не просто отдыхать и лечиться, а выполняет важную миссию. После возвращения певчий должен принести славу русскому искусству и достойно конкурировать с приезжими иностранцами. И в этом была бы заслуга рода Глинок. Отец мог бы им гордиться.

В конце апреля Николай Иванов приехал в Новоспасское. Все было готово к отъезду.

Подведем итог большому пути Глинки — от государственного служащего к свободному художнику.

Какой была репутация Глинки в России до его отъезда?

К 1830 году, когда Мишелю исполнилось 26 лет, он зарекомендовал себя как одаренный русский пианист, композитор и издатель, что на волне патриотизма вызывало уважение. Он вращался в высших аристократических кругах, предпринял собственный издательский проект (как мы бы сказали сегодня). До отъезда было опубликовано два его фортепианных сочинения и шесть вокальных. К этому времени у него окончательно формируется ощущение своего композиторского предназначения. Об этом свидетельствует и важное замечание к издателю (написано по-французски): «Вы распорядитесь награвировать их (сочинения Глинки. — Е. Л.) самым тщательным образом, а так как я предполагаю, что вы сами проверите корректуры, то нисколько не сомневаюсь, что в них не будет ошибок. Этому я придаю большое значение. По-моему, точность издания важнее, чем его роскошь»[144]. Таким образом, Мишелю было важно донести до исполнителя авторскую волю, свой текст без изменений, ведь им продумана каждая нота, складывающаяся в общий композиторский замысел.

Его репутация определялась новой социальной ролью, появившейся в «хорошем обществе» — русского артиста. Как уже отмечалось, просвещенные аматеры не могли становиться профессиональными музыкантами, чей статус в России был чрезвычайно низок. А вот образ утонченного артиста вполне подходил.

Артист служил искусству, но при этом мог вести публичную художественную деятельность, получать за нее вознаграждение. Артист понимался как властитель дум, человек, способный привлекать внимание к социальным, эстетическим проблемам и решать их. К моменту отъезда Глинка идентифицировал себя с этой социальной ролью, об этом свидетельствует, например, его письмо Соболевскому. Находясь уже в Милане, 6 декабря 1830 года (по новому стилю) он писал о «состоянии артиста»[145].

К этому образу могли примешиваться дендизм, склонность к фарсу, паясничанию, экстравагантное поведение. Жизнь артиста, в отличие от профессионала, полностью подчинялась свободному искусству, музе и вдохновению. Сама жизнь становилась предметом искусства.

Глава шестая. Впервые в Европе. Германия — Италия (1830–1834)

Человек, который не путешествовал (по крайней мере, человек искусства и науки) — такой человек заслуживает сожаления! Человек посредственного таланта всегда останется посредственностью, путешествует он или нет. Но человек с большим талантом… чахнет, если останется на одном месте.

В. А. Моцарт[146]

В первом зарубежном путешествии Глинка посетил Германию и Италию. В это время таких целостных государств еще не было, они появились лишь через 40 лет, в 1870 году, — тогда окончательно сформируются Германская империя и Итальянское королевство. А пока, проезжая по разрозненным городам, княжествам и землям, композитор встречался со множеством интересных людей.

Современники неоднократно указывали, что Мишель был рассеян и не приспособлен к житейским делам (а может, такие черты вообще были свойственны дворянам, чей быт устраивали крепостные слуги). Но в эту первую заграничную поездку он отправился с четким планом. Судя по выбору мест для посещений и осмотра достопримечательностей, он знал, куда нужно ехать и на что смотреть. Со временем он даже выработает свой кодекс путешественника, который будет передавать близким друзьям.

Он писал: «Уметь пользоваться временем есть первое условие благоразумного путешественника; и так как для произведений искусства всякое время года годится, а для наблюдения чудес природы и прелестных местоположений надобно сообразоваться с климатом и его условиями, то советую… начать с обзора природы, а искусство оставить на обратный путь»[147].

Германия и мнимый больной?

Первым пунктом путешествия была объявлена Германия с ее модными водолечебными курортами[148]. Здесь «отрабатывалась» официальная цель продолжительного путешествия, обозначенная в документах на загранпаспорт — лечение.

Как мы помним, водами тогда лечили практически все болезни. В течение 1830–1850-х годов многие из знакомых Глинки испробовали это модное средство: Гоголь, Жуковский, Мельгунов, Соллогуб, Смирнова-Россет.

Но европейские водолечебницы пользовались популярностью не только как место оздоровления, но и как место развлечения. Они напоминали современные спа-центры с развитой инфраструктурой, шикарными отелями и культурной программой. Вот как описывал Соллогуб поведение русских аристократов на курорте Баден-Баден, одном из самых модных в Европе: «Все общеевропейские знаменитости обоего пола, к какому бы разряду они ни принадлежали, начиная Мейербером и кончая знаменитой французской кокоткой… стекались туда послушать музыку… а вечером себя показать и на других посмотреть в игорном доме, что считалось последним словом тогдашнего шика. Наши соотечественники, как и всегда, впрочем, особенно отличались. Нарышкинские выигрыши и проигрыши, демидовские попойки, празднества княгини Суворовой оставили в летописях баденских сезонов незабвенные воспоминания», «злословие и пустословие играли первенствующую роль» в российских нравах[149]. Эмс, Аахен (Ахен), Шлангенбад, Киссинген, венский Баден (не путать с баденским Баденом и с Баденом в Швейцарии) — все эти популярные курорты посетил и Глинка.

В Дрездене доктор Крейсиг, модный целитель, у которого просили совета не только русские аристократы, но, например, композитор Фридерик Шопен, назначил традиционное лечение — прием минеральных эмских и затем аахенских вод, купание в горячих ваннах из источников.

Во время остановок в дороге Глинка с Ивановым развлекались тем, что музицировали — распевали отрывки из легендарной оперы Карла Марии фон Вебера «Фрайщюц» («Der Freischütz»){211}. Они удивлялись, что в каждой деревушке и таверне можно было найти хорошее фортепиано и любителей музыки, которые им подпевали. Надо заметить, что в эти годы «Фрайщюц» завоевал и русскую публику{212}, даже попав на страницы «Евгения Онегина» Пушкина — «…разыгранный Фрейшиц / Перстами робких учениц». На протяжении поездки по немецким землям Глинка видел невероятную славу «Фрайщюца», которая была признана здесь первой национальной оперой. Композитор Карл Мария фон Вебер считался национальным героем. Выпускались чашки и трубки с надписью «Freischütz», продавалось пиво с аналогичным названием.

Глинка проезжал интересные места, рассматривал достопримечательности, например «Сикстинскую мадонну» Рафаэля в Дрезденской галерее, о которой он много