Сам Глинка, наверное, не решился бы на подобный шаг. Не было знаний и опыта в этой области, но поддержка товарищей вселяла уверенность. Глинка приступил к делу и начал готовить свой «Музыкальный альбом на 1829 год». Он взял на себя ответственность за содержание альманаха, то есть за качество музыки. Критериями отбора были, с одной стороны, наличие таланта, который Глинка безошибочно определял в других, а с другой — запоминающаяся яркая музыка, которая могла бы доставить удовольствие русским меломанам вдали от Петербурга. Главной целевой аудиторией, как мы бы сказали сегодня, была женская половина русского общества.

В это время нотоиздательский процесс в России быстро развивался. В 1823 году начал свою деятельность в будущем влиятельный издатель и нототорговец Матвей Бернард{202}. Параллельно с изданием нотных журналов началось издание музыкальных альманахов. Таким образом, помимо нотных тетрадей для рукописной записи музыки (аналогично с рукописными альбомами, куда вписывались полюбившиеся стихи) появилась печатная продукция. Публика долгое время пользовалась и тем и другим{203}. Глинка на протяжении всей жизни использовал оба способа распространения своих сочинений.

Музыкальные альманахи были своего рода «толстыми» журналами: предполагалось, что представленные новинки будут изучаться в течение всего года (на что указывается и в названии альбома Глинки — «на 1829 год»). Они часто издавались в формате большого альбома, чтобы он раскрывался на весь пюпитр. Красота музыки соответствовала изящному внешнему оформлению, в котором были обязательны украшенные виньетками страницы, витиеватый шрифт.

Главным жанром литературных альманахов была любовная лирика, Глинка тоже следует этой тенденции, поэтому его альбом так и называется «Лирический». Среди авторов — все, с кем общается издатель: Николай Николаевич Норов, Михаил Виельгорский, Евгений Штерич и Николай Павлищев. Он делит альманах на две части: первая посвящена романсам, вторая — танцам, среди них четыре вальса, самого популярного тогда жанра. Глинка включил много своих сочинений — но только тех, которые не отличаются техническими сложностями. Среди них — котильон, мазурка, французский контрданс, дуэттино на итальянский текст. А из романсов — «Скажи, зачем явилась ты» (на слова Голицына) и «Память сердца» (как уже указывалось, романс, видимо, связан с чувствами к смоленской родственнице Лизе Ушаковой). Присутствие в сборнике имени Шимановской говорило о принадлежности альманаха и его авторов к высшему свету, близости к царской семье, что повышало престижность издания.

Альманах получил высокую оценку и хорошую рекламу в «Северной пчеле». «С некоторого времени страсть к музыке сделалась почти исключительною из благородных страстей в высшем круге нашего общества, — говорилось в статье. — Издатели Лирического альбома, как видно, желали удовлетворить сим требованиям и, смело можем сказать, в полной мере достигли своей цели. Выбор поэтических произведений, вошедших в состав альбома, и имена сочинителей музыки, положивших сии произведения на голоса, уже могут служить порукою за удовольствие, которое прекрасное сие собрание музыкальных пьес доставит любителям». Тираж был быстро раскуплен{204}.

Двухлетняя дружба Глинки с Фирсом подходила к концу. Влюбленный в «высокую, белокурую, белолицую и очень красивую» мадемуазель Любовь Васильевну Ярцеву, не отвечавшую взаимностью, Голицын страдал. Он сочинял стихи, которые Глинка перекладывал на музыку. Не имея сил терпеть жестокое обращение возлюбленной, он направляется на военную службу, вдохновленный к тому же патриотическим подъемом в связи с Турецкой кампанией. Для Голицына это было красивым выходом из положения. 2 мая 1829 года он последний раз перед отъездом в действующую армию спел ей прощальный романс «Забуду ль я…» с собственными стихами и музыкой Глинки. В это время Мишель сильно болел, но романс по просьбе друга сочинил. Их жизненные пути долго не пересекались, а потом состоялись лишь непродолжительные встречи[137].

До конца жизни Глинка помнил о их дружбе. Соллогуб вспоминал: «Глинка редко кого так любил, как Фирса Голицына. Даже когда Глинка состарился, лицо его, обыкновенно пасмурное, освещалось при имени Фирса доброю улыбкою»[138].

Модное место для самоубийц

В конце июня 1829 года компания Дельвига, в которую входили его жена Софья, Анна Керн и критик Орест Сомов, решила отправиться в финский курортный городок Иматра, который славился водопадом на реке Вуоксе[139]. Вместе с ними поехал Мишель с другом Корсаком. Теперь после кавказского Юга ему предстояло открыть «свой» Север. В его сознании формировалась своего рода музыкальная карта различных мест России, которая намного позже будет воссоздана в опере «Руслан и Людмила».

Иматра вошла в состав Российской империи в 1743 году, но популярным курортом она стала в начале XIX века. Аристократия любила путешествовать вообще и в Финляндию в частности, ощущая потребность приоткрывать для себя таинственную завесу над бескрайними просторами России.

Романтики, разочарованные в жизни и думающие об избавлении от земных страданий, устремлялись сюда, чтобы сделать свой уход из жизни эстетичным, соедившись с грозной природной стихией. После того как один француз покончил жизнь, бросившись в водопад, сложилась мода на подобное «развлечение». Сюда съезжались самоубийцы со всей Европы. Позже, после открытия железной дороги до Выборга, появился даже указ императора, запрещающий продавать билеты на поезд в один конец до Иматры.

До прокладки железной дороги еще было далеко. Во времена Глинки дорога протяженнее 200 верст (примерно 231 километр) казалась чрезвычайно продолжительной и утомительной. Компания Дельвига добиралась четыре дня. При этом, как вспоминала Анна Керн, у них были быстроходные экипажи, разгоняющиеся примерно до 21–22 километров в час. Такая езда казалась непривычно быстрой, дискомфортной, особенно потому, что мешала путникам общаться и делиться впечатлениями от живописных пейзажей.

Иматра впечатляла. Вода бушевала, исторгая бурные потоки, которые успокаивались в огромном круглом озере Сайма. Путешественники то поднимались на склоны, то спускались вниз, то буквально ложились на утесы, желая приблизиться к природной стихии. Все вокруг окрашивалось живительной водной пылью. Они долго не покидали водопад — восхищались скатывающейся водой, сверкающей переливами света. А потом поступили, как и многие современные туристы — оставили свои автографы на береговых валунах. Рядом они увидели подпись друга — Евгения Баратынского.

Финская природа казалась фантастической, она воспринималась романтиками как древняя Античность (вспомним про подобные ассоциации и в отношении Кавказа). Место переправы они ассоциировали с рекой Стикс, лодочника — с гребцом Хароном, перевозящим души умерших в мрачный Тартар. Визуальные и эмоциональные впечатления дополнились музыкальными. Глинка записал на листок бумаги песню финского возницы. Вернувшись в Петербург, он неоднократно ее играл в собственной обработке. Меланхоличные, дикие звучания поражали воображение аристократов. Эту мелодию Глинка, почти через 15 лет, использует в опере «Руслан и Людмила» в длинном монологе одного из героев оперы — доброго волшебника Финна.