Шрифт:
Закладка:
Я проснулась от крика «Вот сука!». Надо мной стоял Саня, кричал:
— Вот сука, сбежал!..
— Он здесь, он же не идиот, — сказала я.
Маратика не было.
Нигде не было, ни на диване, ни в туалетике, ни в лавке. Маратик исчез.
Через час я впала в истерику. Сидела, пришитая ужасом к дивану. Вещи собраны. Такси заказано. Маратика нет.
Теперь уже совершенно ясно: Маратик идиот. Он решил сбежать. Ему страшно делать операцию.
На самом деле, операция — это очень страшно! Сначала Маратика будут обследовать. Затем, за десять дней до операции, положат в бокс и начнут делать химию. Ему будут убивать костный мозг, чтобы на его место заселить новые клетки. Маратик будет там в полной изоляции. Если бы не эпидемия, мы могли бы прийти к нему. Мы были бы в масках, перчатках и защитных халатах.
Но сейчас, в эпидемию, никого не пустят. Маратик будет один, когда он так нуждается в нас… или в любых других людях. Лежать в боксе одному и знать, что один случайный вирус может убить, — это очень страшно, как будто ты вышел на дорогу умирания.
Первые несколько недель после трансплантации самые опасные: все старые клетки убиты химией, а как себя поведут новые, неизвестно. В какой-то день он может почувствовать себя лучше и обрадоваться. На следующий день ему может стать хуже или совсем плохо. Он будет думать, что это конец, он умирает, ничего не вышло. Может быть, так и есть, а может быть, это временное ухудшение. Маратик не будет этого знать. Все это время с ним будут только врачи, не мама и не мы. Это ад с непредсказуемыми результатами: лежать в одиночестве, не зная — тебе временно стало хуже или ты умираешь.
В интернете написано «выздоровление в восьмидесяти процентах случаев», но может быть, пройдешь ад и попадешь в двадцать процентов. Маратик решил, что лучше сбежать, и будь что будет.
— Очень на него похоже, — сказал Саня.
— …Ну что, вы уже собирались ловить меня, как потерявшегося питомца? Я тут, поехали, — сказал Маратик. — Послушай, Балда… маме я скажу после трансплантации, когда выйду из больницы, когда все уже будет хорошо… А может быть, вообще не скажу. Зачем говорить, если все уже хорошо? …А если плохо, то у меня есть что-то вроде завещания.
Саня замер. Отозвал меня в сторону, прошептал:
— Не говори ему «ты с ума сошел, какое завещание?». Это будет оскорбительно. Мы ведь знаем, что он может умереть. Он знает, что мы знаем. Ты должна быть честной. И сильной. Ну, ты как бы должна пройти с ним весь путь.
— Если я умру, ты получишь мое второе самое дорогое, наш общий бизнес, книжную лавку «Чемодан», — сказал Маратик. — Пусть Тупой тебе помогает. Помни, что Тупой бесполезен для игры, но небесполезен для простой физической работы — стеллажи чинить, коробки таскать.
— Хорошо, я все исполню, — сказала я, — и возьму себе твое первое самое дорогое. Если ты умрешь.
— Если я умру, конечно, лиска твоя.
Саня сказал, что есть вещи, над которыми нельзя смеяться: смерть, блокада. Маратик сказал, что смерть не повод не смеяться. Саня сказал, что не будет смеяться над смертью, войной и блокадой. Маратик назвал его пафосным жирафом, и они ушли, переругиваясь.
СИРЕНЕВЫЙ ДЖЕК ЛОНДОН
Цитата дня:
— А играть любит, — продолжала она, идя впереди Грэхема к карточным столам. — Это один из его способов отдыхать. И он отдыхает. Раз или два в год он садится за покер и может играть всю ночь напролет и доиграться до чертиков.
Ура, мне подарили коробку из-под собачьих консервов! В коробке книги, конечно.
Книги в коробке из-под собачьих консервов принесла неприятная девушка.
— Извините, что отвлекаю вас от чтения. У вас такое лицо, как будто я не в магазин пришла, а к вам домой и помешала читать. Вы предпочитаете общаться с персонажами, а не с покупателями? — едко сказала девушка. Бывают такие покупатели, которые начинают склочничать ни с того ни с сего. Я и сама пару раз бывала таким покупателем, когда у меня было плохое настроение. — Мне сказали, что вы берете старые книги.
Я кивнула — конечно, давайте посмотрим. Но знала, что не куплю. Во-первых, девушка неприятная, во-вторых, я уже много чего купила в рамках игры. Но дело не в этом: я поклялась себе не покупать больше книг. Мне стало неинтересно играть в книжную лавку.
Если бы со мной был Маратик, он бы сейчас сказал: мы больше не можем позволить себе необдуманных вложений. Маратика нет, и мне не с кем спорить, некого убеждать, что коробка книг — очень даже обдуманное вложение в наше будущее. Но кому интересно играть одной? Мне нет. Я, кажется, больше не играю.
— Знаете, я не буду смотреть. Я все равно не смогу купить. Поклялась себе не покупать больше книг, понимаете?.. Я только быстро посмотрю, хорошо?
В коробке были детские книги, изданные в шестидесятых годах. «Винни Пух и все-все-все», первое издание с иллюстрациями Алисы Порет, «Два капитана», издание 1945 года. «Королевство кривых зеркал» (Нушрок с крючковатым носом), «Сказка о потерянном времени» (единственное, что я не люблю у Шварца), «Необыкновенные приключения Карика и Вали» (занудная, люблю), «Динка» (обожаю), «Фантазеры» (рваная обложка), «В стране невыученных уроков» (в пятнах), «Три девочки», «Старшая сестра», «Девочка, с которой детям не разрешали водиться».
Я вздохнула. У меня совсем нет детских книг! Есть «Орден Желтого Дятла», «Незнайка» и Бианки. У меня была «Лесная газета», я продала, кто-то принес «Лесную газету», я продала, кто-то опять принес «Лесную газету», и сейчас она стоит на первом стеллаже от окна. Не знаю, почему через лавку проходит круговорот Бианки в природе, почему именно «Лесную газету» все время продают и покупают, но факт есть факт: люди любят Бианки.
Неприятная девушка сказала: если мне нужно это бабушкино старье, она оставит мне коробку, и я смогу в ней порыться. Там много.
Когда говорят «там много», возникает волнение в животе, перехватывает дыхание, сплетаешь пальцы и нервно хрустишь, как Каренин. Думаешь, что там.
Неприятная девушка сказала, что у нее есть две причины сделать мне подарок: хочет избавиться от старья, а также почистить карму. Чтобы почистить карму, нужно сделать то, чего она никогда не делает: подарок. Мы немного поспорили: неприятная девушка сказала, что это подарок,