– Значит, Генрих фон цу Аурих тоже Виттельсбах? А при чем тогда Эппенштейны?

– Ну что за глупый вопрос, племянник. У любого человека есть мать и отец. Мать – Эппенштейн, отец – фон цу Аурих. Бабушка отца принадлежала младшей ветви Виттельсбахов.

– Как все запутано! – рассмеялся он.

– Разве?

– Ну да. Для простого человека это все сложно понять.

– В каждой стране есть наследники древних династий и великих людей. У нас в Баварии, кстати, живет потомок вашего поэта Пушкина. А знаешь ли ты, что одна из внучек Пушкина – София Николаевна Меренберг – вышла замуж за внука Николая Первого?

– Не знал. Брак внучки Пушкина и внука Николая Первого – вот это да!

– Представляешь, сколько потомков дал только этот союз? Поэтому нет ничего запутанного и странного в том, что знатные семьи с такой тщательностью хранят информацию о своих предках.

Сильва подбросил дрова в камин. Плеснул вина в бокалы. Какое-то время они молчали. Кот потянулся, взглянул на людей («мяу… ничего интересного»), свернулся калачиком и засопел.

– Грета, – прервал молчание Сильва, – Генрих фон цу Аурих – твой дальний родственник…

– Не такой уж дальний, если посчитать поколения, – она улыбнулась.

– Ну да… Я подальше буду, – он тоже улыбнулся. – Это со стороны матери. А Карл и Генрих? Ты сказала, что они тоже состоят в родстве. Насколько они дальние?

– Мой муж Карл фон дер Сакс и отец Генриха – Карл фон цу Аурих – двоюродные братья.

– Ничего себе! Это близкое родство.

– Да, считай, одна семья.

– Но как я понял, Карл и Генрих не особо общались. Почему?

– Это так. Не забывай, какое было время. Только закончилась страшная война. Поражение Германии, депрессия нации, послевоенные сложности. Хотя, мне кажется, если бы Карл так рано не ушел, он бы навел мосты с Генрихом. Не хватило времени. Карл мало рассказывал о своем двоюродном брате: он был подростком, когда тот погиб. К тому же родители мужа и бабушка – общая бабушка обоих Карлов – уехали из Германии сразу же, как только Гитлер пришел к власти. Они были антифашистами и понимали, к чему все идет. А вот дед, их старшая дочь и ее дети новую власть приняли. Карл, молодой офицер Вермахта, погиб в сорок пятом; о его матери, бабушке Генриха, ничего не известно. Она пропала в конце войны. Я знаю, что мой муж и Генрих искали о ней сведения. Но потом Карл заболел, и стало не до поисков. Возможно, Генрих позже что-то обнаружил. Все-таки доступ к информации у него, в силу его профессии, был обширный. Это трагедия тех лет, Сильва. Очень сложное и трагичное для Германии время.

– Для России также время было непростое.

– Я знаю. И всегда буду помнить об этом, – тихо сказала она. – Я была с твоей мамой на Мамаевом Кургане, знаю, сколько горя причинили вам мы, немцы. Но у нас тоже были антифашисты. Часто разлом проходил по семьям.

– У нас такое было после революции, в гражданскую войну: белые и красные. Тоже разлом по семьям. Это трагедия целых народов. Надо просто знать об этом и не забывать, чтобы подобный ужас больше не повторился. Грета, скажи, – Сильва решил сменить тему, – а Карл, твой муж, и Генрих общались? Все-таки они гораздо роднее, чем, например, ты и его мать.

– Между ними пробежала кошка. Так сказал Карл. До нашего знакомства они виделись часто, а потом что-то произошло. Я не выясняла. Они здоровались при встрече. Но отношения были натянутые.

– И ты не знаешь почему?

– Нет. Взрослые люди. Это их личное дело.

«Очень жаль, – подумал Сильва. – Жаль, что Грета не знает подробностей…»

Но, с другой стороны, разве могут что-либо прояснить в деле смерти отца подробности размолвки Карла и Генриха? Не могут. Карл умер почти сорок лет назад. Нет смысла копаться в семейных сварах фон дер Сакс и фон цу Аурих.

– А ты знала, где работал Генрих?

– Конечно. Эльза гордилась сыном, много рассказывала о нем. У него очень высокое звание. Мог бы еще работать, но Рита… Потом младший сын…

– А что с его сыном не так?

– Генрих не говорил?

– Он вообще был не сильно разговорчивым. С Ритой мы случайно пересеклись, поэтому ему пришлось рассказать немного о ее болезни. О своих детях он ничего не рассказывал.

– С младшим беда. Наркотики. Был женат, но жена тоже ничего не смогла сделать, ушла. У него есть дочь, но девочка тоже с проблемами – аутизм.

– Понятно…

На самом деле Сильве как раз ничего не было понятно. Пока в своем маленьком расследовании он не сдвинулся с точки отсчета.

– Грета, может, все же расскажешь о своей дочери? Я не ради любопытства спрашиваю.

– Да? А ради чего? – хмыкнула она.

– М-м-м… – промычал Сильва в ответ: а действительно, ради чего он спрашивает? Тему отравления Шлоссер трогать запретил. Тогда как объяснить его интерес к личной жизни шестиюродной тетушки? – Согласись, за двадцать лет нашего знакомства ты ни разу… – ему было сложно подбирать слова: слишком деликатная тема. – …даже не оговорилась, что у тебя есть дочь. Понимаю, есть личные причины. Но тебя все равно будет расспрашивать Шлоссер.

– А ему зачем? Он ведет дело твоего отца.

– Просто появилась она как-то внезапно… Это наводит на размышления.

– К смерти твоего отца она не имеет отношения. Мы давно с ней не общаемся.

– Я знаю, почти сорок лет. Неужели она так обидела тебя, что ты не можешь простить?

Грета удивленно посмотрела на Сильву. Хотела что-то сказать, но смолчала. Затем снова некое побуждение ответить – и снова нет!

Наконец, спросила:

– Что она рассказала? Что я выгнала ее из дома? Несовершеннолетнюю… Оставила без средств к существованию?

– Да. Она очень сожалеет, что была груба с отчимом. Сказала, если б можно было вернуть прошлое, то вела бы себя умнее. Просто подростковая глупость. Не пришла на его похороны… В общем, твоя дочь просила передать, что хочет помириться.

– Это я поняла. А что она говорила про своего деда? То есть моего отца?

– Про деда? – опешил Сильва. – Ничего.

– А про моего брата?

– Да, про него говорила. Что иногда с дядей встречалась, но не так часто, как хотелось бы. Последний раз – незадолго до его смерти. Он приехал в Штутгарт, говорил о родственниках, о вашем клубе… О том, где собираются знатные семьи. Ну, не знаю, как он у вас называется. Ты тоже рассказывала, что вы встречались по-семейному, помнишь? Еще о том, что этот клуб вроде бы сменил