Шрифт:
Закладка:
Тут я себя одергиваю. Какая разница, была Серена на игре или нет? Главный вопрос в том, почему Джейсон такой козел?
– Надо рассказать Серене, – заявляю я.
Лен потирает тыльную сторону шеи и морщится, косясь в направлении Джейсона.
– А точно надо?
Я таращусь на него, не веря, что тут возможно другое мнение.
– Конечно. Это будет правильный поступок.
– Ты уверена? – Лен пытается скрестить руки на груди, но вспоминает, что фотоаппарат по-прежнему висит у него на шее. Он снимает камеру и принимается укладывать ее в чехол. – А разве мы это должны сделать?
На его слова ветер отвечает сердитым порывом, и фланелевая рубашка Лена трепещет и хлопает, будто собирается улететь прочь. Я пытаюсь удержать свою блузку, покрепче закутавшись в коричневый свитер крупной вязки (очередная попытка заменить мою пропажу).
– Ладно, тогда иди к Джейсону, пусть сам расскажет Серене.
Волосы хлещут меня по лицу, и я их убираю.
Лен смотрит на меня так, будто не ожидал услышать от меня такую чушь.
– А ты общалась с Джейсоном Ли?
Тут меня озаряет.
– Это потому, что вы играли в одной команде? – говорю я. – Типа «сначала братаны, а телки потом»?
Лен выглядит обиженным.
– Во-первых, для протокола, это ты сказала «телки», а не я, а во‐вторых, нет. – Он пинает камешек, и тот катится прочь по асфальту. – Я просто не уверен, что это наше дело.
– Ты думаешь, Серена не заслуживает знать правду?
Кажется неправильным прятать от нее то, что мы видели, особенно при том, что Серена и я стали… ну, подругами. К тому же она ради меня планирует акцию протеста, вот вам еще аргумент.
Однако Лен не испытывает подобных угрызений.
– А что именно она должна знать? В смысле, что такого произошло?
– Ты издеваешься? Мы оба знаем, что произошло. Мы оба видели.
– Но мы не знаем, что это значит.
Теперь моя очередь таращиться на Лена, будто он сморозил полнейшую глупость.
– Парень так склоняется над девушкой, только если на нее запал, – говорю я с убежденностью, не основанной на личном опыте.
– Это только твоя догадка.
– Нет, это стопроцентно так!
– Уверена? – Лен делает несколько шагов ко мне и ни с того ни с сего становится в той же позе возле меня: упирается ладонью в стенку контейнера.
– А так?
Он довольно ухмыляется, будто не сомневается: эта выходка заставит меня признать, что я могу ошибаться насчет Джейсона. Лену явно кажется, что так он наглядно опровергает мое заявление – вот этой самой позой в этот самый миг. Ему нравится меня провоцировать, выбивать из равновесия. Признаю, я на целых три секунды задержала дыхание, пока понимание того, что он меня дразнит, не начало проникать в сознание. Слишком уж он доволен собой, слишком уж надулся от своей маленькой победы. Тогда до меня доходит то, что пока не дошло до него, и я приподнимаюсь и целую Лена.
Он ошарашен, но это не мешает ему ответить на поцелуй, и меня немного сбивает с толку то, с каким энтузиазмом он это делает. Очень скоро мы начинаем целоваться по-настоящему, и я будто бы растворяюсь, будто бы прощаюсь с Элайзой и превращаюсь в текучее прозрачное существо, которое собирается лужицей внутри меня. Ощущение, будто я сорвалась с якоря, становится слишком мощным, и тогда я вспоминаю, что надо от Лена отлипнуть, и отпихиваю его, будто привела свои доводы, ничего более.
– Сам мне скажи, – говорю я и проталкиваюсь мимо него.
Позже, уже после того как Лен подбросил меня до дома и мы попрощались до утра (с упорной жизнерадостностью притворяясь, будто не случилось ничего необычного), когда я лежу в постели и свет выключен, потому что уже час ночи, мне приходит сообщение, из-за которого дрожь пробегает по телу вниз, к животу. Особенно когда я представляю, как Лен, лежа в темноте, печатает эти слова.
Ты была права.
Я всегда очень высоко ценила эти три слова, независимо от того, кто их произносил, но в этот раз, когда они исходят от Лена, они жужжат у меня в голове много часов, как комары, упивающиеся теплом. Я ворочаюсь и не знаю, что с собой делать.
21
От Вайноны я узнала, что есть такой тест бекдел, с помощью которого оценивают художественное произведение, скажем, фильм, на основании того, есть ли в нем хотя бы один диалог между двумя женщинами на любую тему, кроме мужчинКак я всегда считала, подразумевается, что в женщинах, интересующихся в первую очередь мужчинами, есть что-то глубоко нефеминистское. У феминистки должны быть надежды, мечты и желания, совершенно независимые от потребностей и желаний мужчин. Ей не требуется симпатия со стороны мужчины, чтобы чувствовать себя полноценной. Другими словами, феминистка не должна большую часть времени думать о парне.
Проблема в том, что я-то как раз очень много времени думаю о Лене.
Я делаю домашку, помогаю папе отвечать на вакансии, редактирую статьи для «Горна» – и параллельно со всем этим я прокручиваю в голове тот поцелуй, все наши разговоры и жесты с момента знакомства. Больше всего преследует меня воспоминание о первом понедельнике после матча. Когда я вхожу в помещение, где может быть Лен (в редакцию «Горна» или кабинет, где у нас пятым уроком идет английский), сердце у меня заводится, как бешеное, я небрежно так оглядываюсь, будто никого не высматриваю, но, естественно, я высматриваю его. И каждый раз, когда я его вижу, меня как громом поражает, словно я впервые это осознаю: боже, какой он все-таки красивый.
Но я тут же возвращаюсь к своим делам и делаю вид, будто все как обычно.
Сам Лен мог бы вести мастер-класс по тому, как изображать отсутствие интереса. Не считая любопытного взгляда, когда он меня увидел в первый раз после поцелуя (взгляда, который я проигнорировала), он тоже никак не выдает себя. Он настолько стоически себя ведет, что иногда мне кажется, будто я все выдумала.
В эти моменты я заглядываю в телефон и читаю последнее сообщение от него, на которое я до сих пор не ответила.
На следующее утро я вижу, как он приходит на нулевой урок вместе с Натали. Они явно шли от парковки
