речи и слов. Рехи же переселился в страну ярости и гнева. Он сливался с черным ураганом, с песчаной бурей, когда рубил, колол и кусал, не различая ни направлений, ни сторон света. Его уже с ног до головы покрывала кровь врагов и черная копоть. Обоняние потеряло остроту запахов, легкие рвались – им не хватало сил угнаться за телом, которое перескакивало через копья, подпрыгивало, нанося удары с воздуха.

Рехи пользовался своей природной ловкостью, но он еще никогда так не сражался. И все же силы постепенно покидали, уже нечетко представали очертания людоедов: глаза разъедал дым от факелов. Уже несколько раз кто-то наносил удары по рукам и ногам. Боль отзывалась притупленной глухой обидой, перераставшей в новые вспышки гнева.

Картина реальности опасно замедлялась, но линии мира не являлись – нет, Рехи просто умирал в этом бурлящем котле. Близился миг, когда не удалось бы с нужной скоростью увернуться от стремительного удара копья. Нет! Нет-нет! Он сопротивлялся! Он злился, уже не на врагов, а на себя, на это тело, которое израсходовало все свои резервы. Почему так? Как так получилось? Его бросили на растерзание? Ларт его предал? Изначально так и планировал?

Вдруг всколыхнулась обида, приправленная горечью отчаяния, разраставшегося в душе. Ящер Ларта где-то носился, но Рехи даже не видел его. Да и предводитель ничего ему не был должен. Использовал как мясо на убой, бесконтрольную ударную силу. И для чего все? Весь путь через горы к Цитадели только ради того, чтобы стать крошечной частью игры предводителя каких-то полукровок?

Нет! И ярость снова бросила вперед, заставила прорубаться через толпы врагов, не различая лиц и спин, и выбираться из-под наваливавшихся трупов. Только не так, только не здесь! Еще оставалась Цитадель… Да, еще где-то брела Лойэ. Хотелось найти ее, встретить, защитить от этого хаоса, о котором они оба никогда не подозревали. Нет! Это был не последний бой! И все же липкая муть застлала взор. Против каменной пяты рока живой кусок мяса выстоять не способен – так шептала пустошь. А он всегда и со всеми спорил.

Внезапно сквозь гвалт звуков прорвался отчетливый хриплый голос:

– Рехи! Рехи!

– Ларт! Я тут! – непроизвольно воскликнул Рехи, дивясь нахлынувшей радости. Еще совсем недавно он всей душой ненавидел скользкий характер предводителя, а теперь Ларт показался великим спасителем. И правда, его ящер буквально прогрызался по направлению к Рехи, разбрасывая врагов хвостом. Всадник помогал ему мечом, порой скидывая самых дерзких и изворотливых противников, посмевших запрыгнуть на спину рептилии.

– Держись! Чтоб вас! Трехногие вам в глотки! Солнце на голову! – восклицал Ларт, с дикой скоростью орудуя длинным мечом. Рехи же с новой силой обрушился на противников и даже успел продвинуться вперед. От него уже отшатывались, точно встретили призрака, духа мщения. Эти люди ему лично ничего не сделали. Так сошлись линии судеб в этой страшной котловине среди огненных стрел и ревущих ящеров.

– Рехи! Назад, назад, дурила! Руку давай! – окликнул его Ларт, а потом буквально дернул наверх, вновь закидывая себе за спину. Рехи не понял команды, крупная дрожь прошивала его тело, но рука оставалась твердой. Он уже не чувствовал, как легко балансирует на спине ящера, воля сражения всецело подчинила его.

– Отступаем! Отступаем! – послышались крики врагов, их полчища поредели. Черные тени поползли обратно в темень пустоши. Но Рехи продолжал размахивать мечом направо и налево. Он уже не жаждал крови, не желал никому зла: наблюдал только за целями, к которым направлял клинок.

Ящер проносился между рядами врагов. Ларт не менее яростно орудовал своим мечом: вот снес кому-то голову, вот обрубил половину лица, вот развалил врага на две части, которые рухнули в разные стороны. Рехи совсем недавно тоже случилось разрубить кого-то надвое, только поперек: хрустнул позвоночник, хлюпнули внутренности. Частицы потрохов зацепились за лезвие, развеваясь на нем флажками. Побитая ржавчиной сталь полностью утратила свой изначальный цвет, стала даже не багряной, а совершенно черной. Рехи все рубил и рубил, давясь голодом и невозможностью напиться свежей крови. Голод победы, так вот он каков… настоящий голод победы, а не осторожная охота. Борьба в открытую. Борьба за гранью сил. Его голод… Голод Рехи…

Рука не переставала дергаться, а добытый в схватке меч все резал цели, кажется, уже незримые. Рехи смутно понимал, что уже рубит лишь воздух. Людоеды ушли, потерпели поражение. Их атаку отразили: из ворот вслед за ударным отрядом всадников вышли обычные воины, сцепились в сражении – копья против копий, мечи против мечей. Но Рехи оказался слишком далеко от них, поэтому бился один, полагался только на себя. И застыл в том страшном моменте, когда время забыло свой ход. И повторялось, повторялось, повторялось! Рехи с глухим задушенным рыком взмахивал мечом. Пальцы приросли к рукояти.

– Остановись! Остановись! Рехи! – как сквозь туман, доносились непонятные звуки. Что они означали? Кому адресовались? Набор тревожащих слух шумов.

Ларту пришлось поймать его руку и крепко вывернуть. Рехи едва узнавал его. Мышцы твердили: рубить-рубить-рубить – и повторяли хорошо выученное движение. Ларт заставил спуститься с ящера на землю, но гудящие ноги едва ощущали твердый грунт, они помнили, как перескакивали по горе трупов.

– Они тебя запомнят как страшную легенду, – пытался приободрить Ларт, аккуратно отбирая у Рехи меч и кладя его на землю. Кажется, они уже вернулись в деревню и находились где-то возле шатра вождя. Но Рехи все еще тяжело и прерывисто дышал, словно бежал вперед, навстречу врагам.

– Рехи? Ты хоть знаешь, скольких сегодня порубил в одиночку? Наверное, ты и считать до стольких не умеешь, – болтал Ларт, слегка встряхивая его за плечи. Рехи неподвижно стоял, пальцы его все еще вздрагивали, искали рукоять меча. В ответ он промычал что-то невнятное. Что такое легенда? Кому? Зачем? Ее можно съесть? Ноздри все еще дурманил запах крови.

– Прости, что я потерял тебя в этом месиве. Нам-то – всадникам – было легче.

Ларт извинялся! Его самоуверенное выражение лица подернулось оттенком виноватости. Непривычно. И это будило удивление – какое-то старое непонятное ощущение, не слишком нужное на поле боя. Он видел нечто похожее – изумление – лишь в закатывающихся глазах умирающих. Рехи снова нечленораздельно что-то пробормотал, тупо уставившись прямо перед собой.

В следующую минуту кто-то охнул и тут же затих, когда клыки Рехи впились ему в шею – в нос ударил запах свежей крови. Кровь наполнила сладкой влагой пересохшее горло, а скрученный в тугой узел желудок постепенно переставал мучить тупой жгучей болью пониже сердца. Голод отступал, и заодно возвращалась ясность мыслей.