– Ты можешь жить у нас сколько хочешь! Ты ведь подруга нашего Вали!

Подруга, которая втянула его в дело, стоившее ему жизни.

Ему и Демидычу.

Прокашлявшись, отец Вали важно заявил:

– И мы говорили с органами опеки, ты же несовершеннолетняя. Маму ты потеряла, как и мы потеряли нашего сына. Твой братик…

Он замялся, и жена переняла эстафету.

– Ну, не будем об этом, Гена. В общем, тебе или в детдом, или в семью! И мы хотим тебя удочерить!

Отец же добавил:

– Ты будешь нам вместо Вали!

Анжела осталась у них жить, хотя чувствовала, что это неправильно. Родители Вали цеплялись за последнюю соломинку: она была подругой их сына, который умер.

Значит, если удочерить ее, то это будет связь с погибшим ребенком.

Ну или что-то в подобном духе.

Она была для них чужая – и они были для нее чужие.

Но Анжела согласилась: ей ведь элементарно некуда было идти.

Да и в детдом не хотелось, хотя бы потому, что у нее в городе были еще дела.

Найти убийц.

Вальки. Демидыча. Мамы.

И отыскать Никитку.

Валя номер два, он же главгопник, виделся с ней каждый день.

Конечно, это был другой Валя, и его она уж точно не любила, но с ним было так…

Спокойно.

– Значит, так, – объявил ей Валя номер два. – Думаю, нам надо сделать то, что собирались и до всей бучи: прижать к ногтю младшенького Зайца.

Его они выловили около «качалки», откуда тот, свежий и разгоряченный, с большой сумкой и уже попыхивая после спортивных нагрузок сигареткой, вышел вразвалочку.

И оказался припечатанным к стене под аркой Валькой номер два.

– Слышь, паря, сигаретки не найдется? – спросил он тоном, как умеет спрашивать только главгопник, и Заяц полез дрожащей рукой в карман, откуда выпала пачка дорогих сигарет.

– Вот-вот, берите…

Отшвырнув ногой пачку, Валя номер два щелчком выбил у парня сигаретку изо рта и продолжил:

– Щедрый ты какой! Хочешь попасть в реанимацию?

Тот испуганно закачал головой.

– Ну, тогда расскажи нам все, что знаешь о похищении мальчика!

Нацик заныл:

– Да знаешь, кто у меня батя? Он тебя в порошок сотрет!

Валя номер два логично заметил:

– Но если я тебя самого до этого в порошок сотру, какая тебе от этого польза? Ладно, значит, в реанимацию хочешь…

Заяц затараторил:

– Ну, хотели мы какого-нибудь черномазого ребенка похитить, шухер навести. Ничего бы мы ему, конечно, не сделали, зачем нам это? Мы что, изверги? А пусть валят из нашего города! Он только для нас!

Анжела, подошедшая к дрожащему парню, заметила:

– Да вы изверги. Самые настоящие. Белого цвета. И кстати, это мой город тоже.

Ну да, стал ее – после всего случившегося.

– Но мы только хотели, ничего не сделали! Мамой клянусь!

Отчего они все клянутся мамой, а не папой? С учетом того, что покрывал этого оболтуса именно папаша, он должен был клясться как раз им.

– Не ври. Вы же похитили ее брата!

– Никакого ее брата мы не похищали! Мы ребенка кавказцев хотели похитить, а она из Африки…

Анжела поправила:

– Ну, вообще-то из средней полосы, но это для не разбирающихся в географии примерно одно и то же. Ладно, оставь его!

Валя номер два постращал еще младшего Зайца, но тот стоял на своем: хотели ребенка похитить, но так этого и не сделали.

Наконец он отпустил его, и Заяц, прихватив свою сумку, удрал.

– Кажется, не врет.

– Похоже на то. Но если не он и его нацики, то кто?

Вопрос был без ответа.

А на следующий день, когда Анжела вернулась домой (не к себе, а к родителям Вальки, которых она, несмотря на их желание ее удочерить, своими не считала), то заметила на улице массивный черный джип с тонированными стеклами.

Когда она проходила мимо него, дверь джипа открылась, и уже знакомый ей голос произнес:

– Залезайте, Анжела Викторовна, поговорить надо!

«Викторовна» – такое отчество у нее было согласно поддельному свидетельству о рождении.

За рулем джипа находился сам прокурор города, а по совместительству и отец Зойки.

Едва она села, джип тронулся с места.

– Мои самые искренние соболезнования в связи с гибелью вашей матушки, – пропел прокурор, игнорируя красный сигнал светофора. – Да и брат ваш исчез…

Анжела холодно заявила:

– Благодарю за ваши искренние слова! Но вы бы лучше занимались поисками похитителей моего брата, а не меня по городу возили.

– Ну, можем поехать и за город, – предложил прокурор с улыбкой. А затем, дав газу, произнес:

– У вас одна трагедия за другой… Матушку убили и ограбили, братец исчез. Одноклассник и лучший друг сгорел вместе с сумасшедшим стариком…

Анжела отчеканила:

– Ваша дочка на меня ополчилась, вы на нас гопников натравили. Да, так себе лето.

Лето в бабочках.

Прокурор хохотнул:

– Люблю юморных людей! Ну да, Анжела Викторовна. Или не Анжела Викторовна…

Анжела вздрогнула. Ему что-то известно об их прошлой жизни?

Прокурор же продолжал:

– Вы и ваша матушка были дамами с массой загадок. Приезжаете-уезжаете, живете неизвестно на какие средства. Вот и нас собрались покинуть, но не судьба.

– Чего вы хотите? – прервала его излияния Анжела, а прокурор заявил:

– Это вы чего хотите? Вы, Анжела Викторовна, и ваш гоповатый дружок. То в пионерлагере облаву инициируете, то вот к людям на улице пристаете и реанимацией им грозите…

Так и есть, младший Заяц наябедничал. Но почему тогда в джипе сидит не его папаша-мент, а сам прокурор города?

Ну да, все очень просто: они в одной связке, и главный во всей этой шайке-лейке не папаша-Заяц, а папаша Зойки.

Этот обходительный и велеречивый толстяк, который вез ее невесть куда.

А куда, собственно? Анжеле сделалось не по себе.

– Значит, зайчик к вам прискакал и поплакался…

Прокурор усмехнулся:

– Что-то в этом роде! Знаете, Анжела Викторовна, чего я не люблю больше всего?

Анжела на свой страх и риск предположила: