– Плевать! – с разъедающей голос злостью заорал Пепе. – Верни меч, гад! Где ты был, когда он меня избивал?

Подскочивший сзади Педро обхватил Пепе и крепко прижал к себе.

– Молчи, дурак, – жарко зашептал он ему в самое ухо. – Иносенсио победил тебя в честном бою, а ты продал душу черту. Немедленно прекрати, иначе святые отцы начнут выяснять, что за ерунда тут происходит, и дознаются про черную мессу!

Последние два слова он намеренно произнес чуть громче обычного, Пепе сразу обмяк и перестал вырываться.

Несколько дней в училище только и говорили что про эту схватку. Никому даже в голову не пришло, что Иносенсио был в дурмане, ведь внешне он выглядел как обычно, а случай на океане никто всерьез не воспринимал, ведь такое происходило довольно часто. Тем же вечером Иносенсио попросил отпуск и уехал в имение своего отца, приходить в себя после произошедшего. Когда он вернулся спустя неделю, Пепе уже выбыл из училища.

Целых два дня после отъезда Иносенсио Пепе наслаждался лаврами победителя. К нему стали обращаться уважительным тоном, а презрительные ухмылки с лиц как ветром океанским сдуло. Так уделать лучшего фехтовальщика училища было совсем не просто, поэтому теперь в пару к Пепе на уроках фехтования никто не хотел становиться, и Педро пришлось взять на себя эту роль. Он подыгрывал противнику, пропуская удары, и весьма натурально орал от боли, перемежая крики громогласными проклятиями.

На третий день училище вышло в каботажный рейд на каравелле береговой охраны «Беррио». Это было сравнительно небольшое судно, десяти брасов в длину, но очень хорошо вооруженное. Помимо двух казеннозаряжаемых бомбард, на ее планшире располагались десять вертлюжных пушек, установленных в поворотных шарнирных креплениях. «Беррио» охотилась за контрабандистами и мелкими пиратскими суденышками, для которых огонь ее вертких орудий был смертельным. Однако при виде большого турецкого судна обе мачты каравеллы опушивались полным парусным вооружением, и «Беррио» пускалась наутек под защиту орудий Кадисской крепости.

Это было очень изящное судно, с легким ходом, плавными обводами и высоко поднятой кормовой надстройкой. Cara bella, моя красотка, любовно именовал ее поитальянски падре Игнасио, всегда сопровождавший юношей. Главной целью поездки было умение обращаться с парусами, и кадеты лазили по вантам вместе с матросами. Капитан каравеллы постоянно менял курс, поэтому шкоты скрипели почти без остановки.

В часы так называемого отдыха падре Игнасио мучил юношей астролябией. Свое обещание он сдержал: к середине последнего года обучения кадеты уверенно обращались с инструментом и неплохо ориентировались по звездам в открытом море.

Плавание началось привычно; каравелла отдала швартовы и медленно, на малом парусе потянулась из гавани. Обогнув мыс, капитан велел ставить косой латинский парус на главной мачте. Матросы взялись за шкоты, но парус не шел – одна из веревок застряла в блоке. Пепе ловко вскарабкался по стеньге, перебрался на рею и освободил блок. Парус стремительно взмыл вверх, наполнился ветром, и «Беррио», накренившись, рванулась вперед.

Почему Пепе не удержался на рее, никто не сумел понять. Он был достаточно опытным матросом, не раз и не два ходившим на этой каравелле, и весьма уверенно карабкался по рангоуту. Его никто не просил освобождать блок, он вызвался сам, полностью уверенный в своей безопасности и убежденный в том, что сумеет выполнить эту работу наилучшим образом.

Поперечная рея главной мачты «Беррио» располагалась на высоте пяти брасов и если бы удар пришелся на голову, то Пепе, несомненно, погиб бы на месте. Но он сумел как-то собраться во время падения и упал на бок.

Боль была нестерпимой. Когда падре Игнасио разрезал одежду и стал перевязывать беднягу, он обнаружил, что обломок кости прорвал кожу и торчит из бедра наружу.

– Сломана тазобедренная кость! – горестно вскричал отец Игнасио. – Бедный, бедный Пепе, ему уже не быть офицером.

Пепе напоили ромом до бесчувствия, капитан повернул каравеллу и вернулся в Кадис. Раненого переправили в военный госпиталь, и прерванная поездка возобновилась.

– Рогатый забрал долг, – негромко подвел итог Сантьяго. – Ничем другим падение Пепе невозможно объяснить.

– Угу, – кивнул Педро. – Падре Бартоломео прав: прежде всего нужно стать хорошим католиком. А мои сестрички – просто взбалмошные дурочки, не понимающие, о чем болтают.

Пепе выжил и, несмотря на воспаление раны и тяжелую лихорадку, через полгода уже ковылял по улицам Кадиса. Хромая и подволакивая ногу, но без костыля и без палочки. Разумеется, карьера офицера закрылась для него навсегда, однако если одни дороги закрываются перед человеком, это значит, что открываются другие.

Комендант Кадисского порта, прослышав о курсанте Навигацкого училища, сорвавшемся с реи на последнем году обучения, пригласил его себе в помощники. Комендант искал умного и, главное, энергичного молодого человека, который избавил бы его от многотрудных и прозаических обязанностей, связанных с таможней, фрахтом, отчетностью и прочими денежными расчетами. Коменданта интересовала только одна сумма – та, которую помощник в конце каждого месяца должен приносить ему в кабинет. Ему лично, для его личных нужд. А еще его интересовало, чтобы помощник умел держать язык за зубами.

Пепе пришелся коменданту ко двору. Нищий сын захудалых идальго Старой Кастилии быстро расцвел на жирной почве Кадисского порта. Уже на третьем году службы он прикупил плодородных земель для имения родителей и вывел их из беспросветной бедности. Затем, посчитав свой сыновний долг исполненным, молодой Асеро сосредоточился на своем личном благополучии.

За последующие десять лет службы Пепе изрядно разжирел и расширился, купил дом, завел слуг, пошил роскошный гардероб и приобрел вид важного вельможи. Сумма в конце месяца, которую он с поклоном вручал коменданту, регулярно увеличивалась. Истовое выполнение этого главного условия службы позволяло ему уверенно смотреть в будущее.

Характер Пепе изменился до неузнаваемости. Семена безжалостного тирана, сластолюбца и алчного стяжателя, скрывавшиеся под тонким слоем юношеской нерешительности и застенчивого обаяния неопытности, бурно проросли, орошаемые золотым дождем. В порту его за глаза называли «наше дерьмо», но Пепе было глубоко наплевать на все мнения, кроме мнения коменданта.

К тридцати годам он женился, взяв некрасивую, но весьма состоятельную невесту. Внешность невесты его не волновала; перепробовав почти всех портовых проституток, отдававшихся ему бесплатно, в страхе и трепете, Пепе намеревался и дальше подобным образом избавляться от тяжестей страсти. Жена была необходима только для дальнейшего продвижения по служебной лестнице.

По лестнице можно было перемещаться медленно, зарабатывая подъем годами нудной службы, а можно было перескакивать через две ступеньки, как это делали отпрыски аристократических родов. Поскольку идальго Асеро к знати не относился, оставался лишь один верный способ – деньги. И деньги