старше, опытнее и знает толк в деле. Но скоро я понял, что не так все просто. Людмила и Галочка образовали молодежную коалицию и стали медленно сживать Варвару со света. Это делалось так тонко, что я едва замечал.

— Варвара Николаевна, а сколько стоил сахар до войны? — с самым невинным видом спрашивала Людмила за чаем. Мы пили чай два раза в день.

Вопрос, конечно, дурацкий, но подвоха я не чувствовал. И лишь когда Варвара, мгновенно подобравшись, сухо отвечала: «Не помню», до меня доходило.

— Вчера видела по телевизору Игуменскую,— сообщала Галочка.— Ох, простите, Варвара Николаевна! — спешно извинялась она, но Варвара уже швыряла ложечку на стол и удалялась на рабочее место.

Тут уж я совсем ничего не понимал и только потом где-то в кулуарах узнавал, что к актрисе Игуменской несколько лет назад ушел муж Варвары, кинооператор.

Таким образом, война велась на местности, очень хорошо знакомой Людмиле и Галочке, то есть далеко от дела. Там Варвара вела себя неуверенно. Зато она брала реванш в профессиональной области.

— Люся, когда вы мне сдадите методику определения экономической эффективности изделия? — спрашивала она.— Мне нужно считать.

Людмила бледнела и зарывалась в справочники. Естественно, что ничего относительно экономической эффективности искусственных слонов она там не находила. С грехом пополам она подсчитала себестоимость отдельных органов и зашла в тупик. Экономичность и окупаемость слона не поддавались исчислению.

Таким образом Варваре удавалось притушить экономиста, и она бралась за секретаршу.

— Галя у нас молодец,— говорила она с добродушной ненавистью.— Она сократила количество ошибок в слове «компьютер» с четырех до двух. В прошлой инструкции для ВЦ она напечатала «кампутьир».

И Галочка проглатывала.

Если бы я сидел в отделе с утра до вечера, то навсегда приобрел бы нервный тик и отвращение к женщинам. Слава богу, я часто отсутствовал. Я бегал по этажам КБ-квадрат и координировал.

Подошел конец полугодия, и выяснилось, что план мы выполнили и даже перевыполнили. Деньги все реализовали. Но с тематикой обстояло неважно. Сделали что попроще в большом количестве. Ушей слепили семь штук. Произвели два хобота, четыре сердца и пять ног. Бивней выточили на целое стадо.

С мозгом обстояло хуже. Мозга не было. Одно полушарие заканчивали, за второе еще не брались. Печень отсутствовала. Зато имелось три глаза.

Мне предстояло координировать сборку Нефертити. Получалось странное животное с тремя глазами, на пяти ногах, обросшее бивнями наподобие кактуса. Так называемый натуральный слон.

Я пошел к Карлу и доложил обстановку. Сказал, что слон получается чересчур модерновым. Карл прочитал список органов и задумался.

— Может быть, осилим слоновую семью? — вдруг загорелся он.

— На семью необходима хотя бы одна голова,— сказал я.

— Да-да,— сказал Карл.— Это вы точно подметили... Ничего! План мы выполнили, финансирование нам не закрыли. Навалимся все вместе на узкие места. Народ у нас молодой и горячий... Да, вот что я хотел спросить. Ходят слухи, что мы слона делаем, Тихон Леонидович. Откуда бы им взяться? Не утекает ли информация?

— Этого не может быть,— твердо сказал я.

— Ну-ну...— сказал Карл.

И надо же — в тот же вечер в «Гастрономе», когда я покупал зеленый горошек у своей соседки Лидии, она меня спросила:

— Ты это не для слона?

— Какого слона? — спросил я, холодея.

— Ну, какого вы мастерите.

Это она через весы меня спрашивает. А в очереди народ.

— Откуда ты знаешь? — прошипел я.

— Да все знают,— пожала плечами она.

И очередь охотно подтвердила: все знают — и даже больше меня. Знают, что слон необходим для нужд сельского хозяйства области. Он один заменяет трактор, автокран, картофелеуборочный комбайн и паровой каток.

Налицо была не только утечка информации, но и ее переработка.

Окончательно добила меня мама. Она сказала:

— Сын, мне не нравится ваша затея со слоном. Она может повлиять на отношения с африканскими странами.

— Почему? — спросил я.

— Вы нарушаете приоритет. У вас есть лицензия?

— Черт с ней, с лицензией! Кто сказал тебе про слона?

— Иван Петрович.

— А он откуда знает?

— Сын, сколько женщин у тебя в отделе? — спросила мама.

— Три...

— Этого вполне достаточно,— заявила мама.— Поверь мне.

«Значит, я полный болван»,— подумал я. Целый месяц я координировал на десяти этажах нашего КБ, выкручивался и изворачивался, называл уши, глаза и ноги «изделиями», врал, что мне ничего не известно, а все уже знали. Все знали и смеялись надо мною. Особенно, вероятно, наши — Андрюша и Мыльников. Они до сих пор не верили в мою полную непричастность к собственному повышению.

Оставалось сделать вид, что ничего не случилось. И мы все в КБ продолжали делать такой вид, в то время как город вовсю говорил о слоне.

5. АВЕТИК ВАРТАНОВИЧ

Близилось начало сборки Нефертити, а я все не мог проникнуться величием идеи. Да что там величием! Я не понимал саму идею. Обывательские слухи относительно сельскохозяйственной направленности нашего слона были досужим вымыслом. Я их не принимал всерьез.

Вдобавок меня мучило какое-то подспудное беспокойство. Какие-то моральные угрызения. Я не понимал их причины, но мысль о том, что мы бесцеремонно вторгаемся в область живого, угнетала меня. С одной стороны, я был приучен к всемогуществу человеческого гения, а с другой — интуитивно ощущал тайну жизни.

Какая там тайна! Мозг на интегральных схемах, питание организма происходит посредством преобразования химической энергии в электрическую, сердце-насос охлаждает слона. Да-да, в сосудах Нефертити должна была течь обыкновенная дистиллированная вода. Глаз был на фотоэлементах.

Ну, допустим, мы выполним задание министерства и сделаем слона, внешне не отличимого от настоящего. А дальше?..

После долгих раздумий философского характера я решил пойти к Папазяну. Я разыскал его домашний адрес, купил две бутылки армянского вина и субботним вечером отправился в гости.

Мне повезло. Папазян был дома.

Аветик Вартанович несколько постарел и обрюзг. С первого взгляда было ясно, что в его семейной жизни изменений не произошло. Он узнал меня сразу и без лишних слов пригласил в комнату.

Холостяцкое жилище Папазяна было увешано фотографиями зверей. Со стен смотрели тигры, медведи, носороги и жирафы. Папазян уселся на тахту и оказался на фоне стены. Его большая голова потерялась среди зверей.

— Вот какой Тиша стал, совсем большой,— ласково бормотал Папазян, поглядывая на меня.

— Аветик Вартанович, у меня к вам серьезный разговор,— сразу начал