у нее выбили почву под ногами. Она не знала, что делать. Раньше, когда все ее время было занято молитвами и добрыми делами, она не замечала пустоты, образовавшейся в ее жизни, а теперь, должно быть, уже поздно. Даже если бы она предала все, во что верила, это вряд ли помогло бы вернуть мужа. Каким-то образом она знала, что раз уж наскучила ему, то он будет продолжать скучать, как бы она ни старалась стать для него интересной.

Теперь у Фредерика другая жизнь. У него есть друзья, читатели, поклонники. Возможно… Розе не приходила в голову мысль о другой женщине, но какая-то смутная тень мелькнула на краю сознания, оставляя мрачный след. Она ничего не знала о том, как муж проводит время в своей лондонской квартире. До сих пор миссис Арбитнот абсолютно не интересовалась этим. Для нее это место было неразрывно связано с богопротивными романами, которые Фредерик писал и которые читали даже жители Хэмпстеда.

Ей хватало того, что никто не знает настоящего имени их автора, о большем она и не думала. Теперь, вспомнив годы, которые они провели, отдаляясь друг от друга, во многих случаях даже живя в разных домах, она поняла, как много их разделяет, и решила, что должна и дальше держаться своей религии, потому что это все-таки лучше, чем ничего.

Промелькнувшая мысль была кощунственной, но ведь ей так хотелось любить существо из плоти и крови, кого-то, о ком можно заботиться. Миссис Арбитнот вдруг обнаружила в себе огромные запасы нерастраченной любви, о которых даже не подозревала. Как счастлива она была бы, если б их ребенок выжил! Роза чувствовала, что могла бы стать хорошей матерью, а ребенок надолго уберег бы ее от одиночества. Много лет она была бы необходима ему. Пока дети не вырастут, мать не может им наскучить. А может быть, этот малыш явился бы счастливым исключением, и она на всю жизнь осталась бы для него единственной в мире.

Розе нестерпимо хотелось прижать к груди ребенка и его отца, согреть и защитить любимых людей от всего мира. Она переживала необычайный прилив сил. Что-то в атмосфере Сан-Сальвадор заставило ее почувствовать себя матерью, ей захотелось собрать всех под свое крыло. Ребенка у нее нет, но, может быть, муж придет к ней, хотя бы когда состарится.

К чаю миссис Арбитнот вышла такой расстроенной, какой не была уже много лет. Мысли, пришедшие к ней в замке, заставили ее потерять самообладание. Она давно уже выстроила стену из своей религии и чувствовала себя почти счастливой за ней, а теперь все пропало. Более того, у нее появились желания, которые нельзя было удовлетворить, и от этого она чувствовала себя очень несчастной.

Роза совершенно вышла из равновесия, самым заметным симптомом этого было то, что она уже не могла видеть, как миссис Фишер разыгрывает роль хозяйки за столом.

Раньше такой пустяк никогда бы ее не задел.

«Неужели я превращаюсь в брюзгу?» — думала бедная Роза и не могла найти ответа. Куда девались ее спокойствие, сдержанность и долготерпение? Ведь совсем недавно она могла слушать длиннейшие, скучные проповеди викария, потом сама читать речь с кафедры, стараясь заставить богатых прихожан расщедриться, потом обходить дома бедняков и выслушивать их жалобы — и все это без малейшего выражения скуки или недовольства. Она считала, что делать это — ее священный долг.

Но куда девалось уважение к старости, которое является первейшим долгом любого христианина? Она беззастенчиво поддразнивала миссис Фишер, видела, что пожилая леди выходит из себя, но просто не могла остановиться. Никогда раньше она не вела себя так, тем более с полузнакомым человеком. Роза была уверена, что если бы все происходило не в замке, а в любом другом месте, она без малейшего возмущения уступила бы пожилой леди все права хозяйки, тем более что та была старшей среди них. Но тут в Розу вселился бес противоречия.

Она считала, что место хозяйки за столом принадлежит Лотти, которая, кстати, вовсе не настаивала на этом праве, но миссис Арбитнот упорно не давала старой леди покоя в продолжение всего обеда.

После того как все поели и вышли из-за стола, ее тоска достигла апогея. Возбуждение от неожиданной борьбы прошло, а чувство одиночества и пустоты в груди только усилилось. Никого не было рядом с Розой, а красота вокруг только усиливала ее чувство потерянности.

Ближе к вечеру вернулась с прогулки Лотти, как всегда, шумная и бестактная, загорелая и пропитанная солнцем, и все в замке оживились. Леди Каролина, такая молчаливая за столом, заговорила, миссис Фишер немного стушевалась, и даже Роза почувствовала себя лучше, но очень ненадолго. Потому что после описания прекрасной прогулки (которая для любого другого человека показалась бы просто невыносимой, потому что состояла из подъемов по крутым склонам, лазанья по скалам и долгого, жаркого спуска по тропинке, лишенной малейших признаков растительности), Лотти спросила:

— Вы отправили письмо?

Роза вспыхнула, вопрос показался ей бестактным.

— Что за письмо? — с интересом спросила Крошка. Делать ей было нечего, потому что миссис Фишер как раз добралась до вазы с орехами, и теперь встать из-за стола было нелегко. Поэтому молодая леди решила, что сможет скоротать время, общаясь с женщиной, которая доказала свою безвредность, да к тому же еще довольно забавна. Она положила подбородок на руки и с интересом ждала ответа Лотти.

— Письмо с приглашением ее мужу приехать сюда, — ответила Лотти не сразу.

Миссис Фишер возвела глаза к небу. Она просто не могла слышать об этих мужьях. Оставалось надеяться, что муж миссис Арбитнот, раз уж она не вдова, окажется достойным и респектабельным человеком. На мистера Уилкинса в этом смысле не было никакой надежды. Если он мог жениться на эксцентричной особе, не имеющей ни малейшего понятия о хороших манерах, значит, и сам он не представлял собой ничего достойного внимания.

Поскольку Роза продолжала хранить молчание, Лотти переспросила:

— Так оно отправлено?

— Нет.

— Ну хорошо, тогда завтра, — покладисто согласилась миссис Уилкинс. Она была так уверена в том, что все, в конечном счете, наладится, что не хотела торопить подругу. Они ведь сейчас живут в раю, где некуда и незачем спешить.

Розе хотелось сказать, что она все обдумала и не будет писать мужу, но знала, что Лотти будет настаивать на том, чтобы письмо Фредерику было отправлено. Миссис Арбитнот удивлялась, как Лотти, которая видела все, не понимала, что подруге больно говорить о муже. Она никак не могла его пригласить, хотя очень хотела, чтобы он приехал