— Таня? Татьяна Успенская?

Она застонала, не раскрывая глаз.

— Вы меня слышите, Таня? Все в порядке. Тигр больше вам не причинит вреда. Вы его одолели. Я вас отсюда заберу.

Она почувствовала, как ее подхватили крепкие руки, и с трудом раскрыла глаза. Они находились внутри пещеры. Мужчина был высок, четкий профиль рисовался в полумраке.

— Как… как вы сюда попали?

— В глубине этих пещер есть выход, — ответил он. — Я пришел, чтобы найти вас и помочь.

— Вы говорите по-русски с акцентом…

— Я не русский, — кивнул мужчина.

— Я не знаю, где я, — пожаловалась она. — Я не знаю, как я сюда попала. Меня зовут Таня Успенская, и я была на Луне.

— Я про это слышал. Вы сможете идти?

— Думаю, да.

Он осторожно усадил ее, взял флягу с водой, висевшую на кожаном ремне, и дал ей глотнуть. Так или иначе, она ему доверяла. Он был очень высоким, с развитой мускулатурой, придававшей уверенность. Рядом с ним, тяжело вздымая бока, лежал тигр. У мужчины были необыкновенно синие глаза. Его лицо сильно обгорело на солнце, на нем была походная форма, а на ремне, рядом с флягой, висел револьвер. Мужчина казался жестоким, чрезвычайно опасным, но улыбался он ей совсем по-иному. Револьвер был американский. Это она могла определить точно, ее этому учили, и внезапно на нее нахлынули сомнения.

— Кто вы? — прошептала она. — Что вам от меня нужно?

— Я пришел забрать вас отсюда.

— Но кто вы?

— Меня зовут Сэм Дюрелл, — ответил мужчина.

2

Дюрелл вылетел из Женевы в Тегеран четыре дня назад. Его предупредили за тридцать минут до отлета, пообещав по пути, в Стамбуле, передать инструкции. Подобное начало его ничуть не обеспокоило. Он привык к чрезвычайным операциям. Должность начальника оперативного отдела секции «К» Центрального Разведывательного Управления часто не предусматривала даже самых обыденных удобств. Он позвонил Дейрдре Пэджет, отдыхавшей в Санкт-Морице, уложил единственный саквояж, взял дипломатическую вализу и паспорт, в котором именовался атташе госдепартамента — у него была степень Йельского университета, — и с десятиминутным запасом успел на рейс компании «Панамерикэн», где ему забронировали место.

Лето было в разгаре, и он без особой радости думал об удушающей жаре, ожидающей его в Тегеране. Он хорошо говорил на фарси, этим вполне можно будет обойтись в Иране, и немного на арабском и курдском, что тоже не помешает. Оказавшись на борту самолета, Дюрелл тщательно изучил остальных пассажиров — он всегда был осторожен — и решил, что беспокоиться нет причины. Несколько американских туристов, два напыщенных западногерманских промышленника, пять эксцентричных шведов, негромко переговаривающаяся индийская семья, самоуверенный торговец из Гонконга, нервный француз с женой, столь же нервная англичанка, путешествующая в одиночестве, и ни одного турка. Но спать он все-таки не стал.

Оперативной работой Дюрелл занимался очень давно. Его уже не устраивал другой образ жизни. Правила, по которым жила большая часть людей, были не для него. Они стали для него чуждыми и неудобными. Когда генерал Дикинсон Макфи, мрачный непредсказуемый человек с Аннаполис стрит, 20, предложил ему административную работу, Дюрелл отказался и возобновил свой обычный годовой контракт, игнорируя заключение аналитиков в его досье о том, что его ресурсы выживания почти на исходе.

Хитроумные приспособления, создаваемые в лабораториях, были не для него; его каджунский характер, закаленный в детстве в болотах Луизианы, больше тяготел к авантюре со многими неизвестными, чем к рутинной работе в команде, когда все приводилось к наименьшему общему знаменателю. Он бегло говорил на двух десятках языков и диалектов и был близко знаков с темными и кривыми дорожками всего мира. Он везде себя чувствовал как дома — в квартире Лондонского Мейфера, в парижском салоне экзистенциалистов, в ливийской пустыне, в гонконгском сампане, в тайских джунглях. Он был крупным мужчиной с мощной мускулатурой, но гибкой и быстрой походкой, иногда его выдававшей. Он мог убить пальцами, иголкой, свернутой в трубку газетой — и делал это чаще, чем задумывался над этим. Красной полосой было помечено его дело, хранившееся в главном здании КГБ на площади Дзержинского, 2, в Москве, и еще одно — в управлении безопасности Та-По в Пекине. Чэнг Ханг Та-По, глава маоистской разведки, поклялся лично расчленить его труп на части. Все это ничуть не смущало Дюрелла, за исключением того, что теперь требовались усиленные меры предосторожности во многих мелких текущих делах. Он никогда не заворачивал беспечно за угол и открывал дверь только после соответствующих приготовлений. Дюреллу доводилось быть свидетелем смерти настоящих мужчин из-за секундной растерянности. Все это посеребрило его густые черные волосы, сделало темнее голубые глаза и добавило несколько жестких линий возле рта. Он выделялся. Он был не такой, как все. Но иной жизни для него не было.

Абрам Игит встретил его в Стамбуле.

— Пойдем со мной, Каджун, — сказал Игит, железными пальцами схватив его правую руку.

Дюрелл высвободил руку из ладони турка.

— Неужели ты никогда ничему не научишься, Абрам?

Человек, курировавший стамбульский центр для секции «К», примирительно улыбнулся.

— Извини, Сэм. Это у меня привычка — трогать, хватать людей. Наверное, я немного возбужден.

— Что ты для меня приготовил?

— Поговорим, пока будем пить кофе. Время есть. Здесь мы можем чувствовать себя свободно. И у меня четыре человека в пределах слышимости.

— Никогда не известно, что ждет нас завтра, — изрек Дюрелл.

В крошечных чашечках дымился свежезаваренный кофе. Дюрелл закурил одну из своих особых сигарет и поверх широких плеч Абрама Игита стал разглядывать посетителей кафе в аэропорту У турка были гладкие щеки, глаза, как пуговицы, и мясистые ладони. Стамбульским центром он занимался шесть лет. Его недостатком были жена, пятеро детей и тяга время от времени к трубке с опиумом. Но он был лучшим из того, что имелось в наличии.

— Ты должен рассказать мне, в чем дело, — заметил Дюрелл.

— У меня лишь частичная информация, Сэм. Но ты должен найти Таню Успенскую.

— Советскую космонавтку? Ту, которая без труда может выиграть конкурс красоты?

Дюрелл помолчал.

— Я знаю ее отца. Встречал однажды в Брюсселе, на научной конференции. Я там изображал клерка. Незаурядный человек.

— Блистательный. Жена — китаянка, ты же знаешь?

— Она все еще в Китае, — откликнулся Дюрелл.

— А Таня, их дочь, побывала на Луне, — спокойно продолжал Игит. — И вернулась.

Он произносил слова без нажима, почти устало. Дюрелл посмотрел на турка. Тот грустно улыбнулся.

— Развязывается — как вы выражаетесь — мешок с неприятностями.

— Это невозможно, — решительно возразил Дюрелл.

— Почему невозможно?

— Мы бы знали. Наши приборы засекли