засела мысль: «Не прострелили бы голову сейчас, в последний момент!» Появился страх.

Дважды: «Отложить отпуска!» Аж съеживался от этих проклятых слов, пока наконец не сел в отбывающий поезд.

Что потом? Потом промелькнули десять дней, двести сорок часов.

Рапорт: «Унтер-офицер Райзигер из отпуска прибыл». «Хорошо, немедленно заступайте в наблюдение в окопе».

Райзигер сидел в бункере. Дождь, грязная ночь под грязным небом.

Позавчера еще в Германии, за покрытым белой скатертью столом между отцом и матерью, не находя слов для поддержания беседы. Еще вчера в поезде, среди молчащих солдат. И вот – тут.

Был ли отпуск? Что знал о нем Райзигер? Это был не больше чем фильм, снятый слишком быстро, неумело смонтированный, поспешный, ускоренный, сведенный к разрозненным кадрам, раздерганный на клочки. Ни к чему не относящие бессвязные титры, путаница без всякого порядка и закона.

Название: «Голод!»

Анонс:

Потребление продуктов питания на душу населения за текущую неделю: 10 фунтов картофеля, 210 г сахара, 100 г сливочного масла, 100 г сала или бекона, 80 г маргарина или комбижира, 125 г бобовых или овощей, 0,5 л молока в день, 25 г туалетного мыла, 125 г прочего мыла. Норма выдачи свежего мяса в зависимости от объема общих запасов.

Люди стоят в очередях перед магазинами. Этой зимой с шести утра в два ряда: самые старые и самые молодые. Переминаются с ноги на ногу: «Да уж, война…», «Ну наши ребята там справятся…», «Восемьдесят грамм маргарина мне не хватит…», «А вот я вам скажу, мой сын пишет: „Уже много дней мы не видели ни кусочка жира…“», «Конечно, у нас еще ничего, грех жаловаться…», «Моему ребенку скоро шесть. Знаете, сколько он весит? Целых тридцать три фунта…». Продавец поднимает ставни:

– Сегодня только мыло и сахар. Остальные товары ожидаем во второй половине дня. М-да, придется вам еще потерпеть.

Люди получают мыло и сахар. После полудня стоят еще три часа. Вечером с дрожью в коленях благодарно и любовно разглядывают комбижир, крупу, помороженный картофель и сто граммов масла.

Окружное верховное командование – в газеты для служебного пользования:

Сообщения о произошедших этим вечером нарушениях общественного порядка возле рынка на Инвалиденштрассе (Берлин) не публикуются до официального разъяснения и соответствующего уведомления для прессы (1 февраля 1916 г.). Распространение дальнейших сообщений о происшествии в помещении рынка, помимо отчета, предоставленного Бюро Вольфа[35], недопустимы.

(Окружное верховное командование, 3 февраля 1916 г.)

Бюро Вольфа:

Сегодня в помещении рынка на углу Инвалиденштрассе и Акерштрассе при продаже сала под напором публики перевернулась железная печь, ни одно лицо при этом не пострадало. Данный инцидент породил слухи о беспорядках и применении полицией оружия, которые, однако, совершенно необоснованны.

Это и многое другое включает новый учебник садоводства от цветочного питомника Петерзайм-Эрфурт, поставщиков Е. И. В. кайзера Германии:

В ночном горшке находит отражение здоровье человека, а здоровое или нездоровое хозяйственное состояние народа – в навозной яме. Гордая Римская империя погибла из-за системы своих клоак. Не война уничтожает народ, одно лишь состояние полей в конечном итоге разрушает нацию или делает ее могущественной. Число браков и детей полностью зависит от цен на зерно. Годичного объема фекалий, вырабатываемых человеком, достаточно, чтобы произвести с одного акра семь центнеров ржаного зерна. Фекалии ценностью в миллионы центнеров хлебного зерна утрачиваются ежегодно, попадая в реки через системы сброса сточных вод. «Рука прилежных будет господствовать, а ленивая будет под данью» (Притчи 12:24).

Фильм обрывается.

Белое полотнище настолько ослепительно, что приходится закрыть глаза. Но мотор всё гудит, гудит, гудит. И вот на нем две огромные искривленные руки с пальцами толщиной с дерево, что-то нащупывающие и ищущие. Оператор хочет что-то переключить. Мотор гудит, мотор гудит, пальцы жмут, ищут и хватают.

И вот, название: «Женщина!».

Как это было? Столько женщин – на улицах, в конторах, на стольких постах? Что это было вообще?

Вот они стоят, одна рядом с другой, точат гранаты. Кожаные брюки, грудь скрыта кожаным передником, волосы, возможно, светлые, возможно, жидкие и распущенные, уложены под кожаную шапочку.

А сердце?

…Я говорила со многими и многими женщинами: кроткие, считавшиеся раньше ограниченными, они были ясны и сильны в своей ненависти; нежные, занятые прежде только собой, но теперь ненависть заставила их забыть о себе; бездетные, давно смирившиеся, теперь жаловались: ах, если бы у меня был сын, чтобы отомстить Англии; матери, для которых нет счастья на свете, кроме своих сыновей, отдавали их с радостью и не могли уже точно объяснить, из любви к Отечеству или из ненависти к Англии.

(Ида Бой-Эд, в день объявления войны Англии)

Вот они: машинистка локомотива, шофер, почтальонша, официантка, сотрудница полиции и кассирша. Женщины, непостижимо, женского пола!

Женский пол?

Каково это было в отпуске?

Разве не прорывались чувства порой? Не с тобой ли это могло случиться, Райзигер, что глаза встретившейся юной женщины, той, в ободранных мужских штанах, с ящиком угля на сгорбленных плечах, вдруг загорались тебе навстречу? Что уголки рта, покрытого черной пылью, вдруг приподнимались нежной дугой? Что рука ее, широкая, грязная, дрожала? Что грудь начинала вздыматься, задыхаясь? Что не было больше никакой лжи и никакая война не превратит женщину в мужчину?

Каково это было в отпуске?

Столько женщин – и все без мужчин? Днем военно-полевая свадьба, ночью объятия, взрывающие всё тело, ранним утром прощание и разлука. А потом, день за днем, ночь за ночью, месяц за месяцем – без мужчины?

Фильм продолжается: «Распростертые объятия». По ночам прохладная подушка, прижатая к животу. И ожидание: когда приедет муж? Распростертые объятия. Тело изголодалось, измаялось, ворочаясь в простынях: когда приедет муж? День за днем и ночь за ночью: когда приедет муж?

Браки распадались, сердца погружались в смятение: мужчина в военной форме, каждый мужчина в военной форме – мой мужчина.

Письмо жены воина, публикация запрещена:

Поскольку большинство женщин имеют плоды, оставленные после себя отпускниками, и уже с нетерпением ожидают «военного малыша», я тоже не хочу стоять в стороне и подвергаться насмешкам. Я также хочу поддержать патриотизм. Но и не хочу сбиться с пути, хочу проявить истинно немецкую верность, так как мой муж с начала войны на фронте. Однако природа тоже берет свое. Надеюсь, мой план осуществится, а каким будет результат, покажет время. Ведь нашему императору нужны солдаты. Подача прошения на отпуск не должна занимать слишком много времени, иначе война закончится и наш план с «военным малышом» будет сорван. Искренне Ваша…

Но вернулся ли