обманывала себя. Остальная часть обеда прошла в том же духе. Куча коварных оскорблений и двусмысленных комплиментов.

Удивительно как легко можно привыкнуть питаться чужой болью. Это был мой источник развлечения, и я наслаждалась каждой секундой, которая у меня была, чтобы сделать их несчастными.

ГЛАВА 25

Двадцать три года

Терпение было добродетелью, которой у меня больше не было. Иногда мне казалось, что я провел всю свою жизнь в ожидании, и чего? Люди намеревались делать все, что, черт возьми, им заблагорассудится, и так было легче добиться успеха.

Я находился на одном из своих складов. Слушал очередное оправдание от одного из людей, которые работали на меня. Я притворился, что слушаю, потому что в последнее время я жил, чтобы разрушать ту маленькую надежду, которая питала человеческую душу.

Если бы у людей был шанс, они бы обманывали, крали и лгали, если бы это означало, что они могут избежать смерти.

— Это отличная история и все такое, — сказал я, имея в виду ложь, которую он только, что скормил мне. — Но я не понимаю, какое это имеет отношение к украденному у меня товару.

Его лицо стало еще бледнее.

Сильные эмоции могут поколебать сердце; к сожалению, для него, у меня его больше не было.

Склад был пуст. В основном он использовался для встреч или новых предложений, но никогда для обмена мнениями.

— П-п-пожалуйста, п-п-пожалуйста, — мужчина начал всхлипывать.

Это было жалко. Он был вдвое старше меня, и он умолял меня. Он, вероятно, думал, что я глупый ребенок, и именно поэтому ощутил потребность украсть у меня.

Некоторые люди лучше учатся на горьком опыте. Мне это известно не понаслышке. Ваше тело не получит памятку до тех пор, пока не вспомнит о боли и не захочет чувствовать ее снова.

— Я великодушный человек, — сказал я ему, и на моих губах появилась убийственная улыбка.

Двое мужчин, которые были по обе стороны от меня, напряглись. Они, возможно, отговорили бы меня от того, что я буду делать дальше, но урок должен был быть усвоен.

— Б-б-благодарю вас, сэр.

Вы никогда не должны благодарить дьявола, пока не ознакомитесь с мелким шрифтом той сделки, которую вы заключили с ним. Рукой в перчатке я сделал знак одному из моих людей выйти вперед. У него в руке был чемодан.

Я встал с металлического стула, на котором сидел. Неторопливо поправил лацкан своего костюма. Было бы трудно сделать это правой рукой, но я упорно трудился, чтобы сделать свою левую руку доминирующей в течение многих лет.

Вы никогда не увидите меня ни в чем другом, кроме как во всем черном, начиная с моих туфель, галстука, костюма и блестящих волос. Я был демоном преступного мира, и те, кто воспринимал меня всерьез, знали, что не стоит меня испытывать.

Я взял чемодан, затем присел на корточки, чтобы быть на уровне глаз хорька, который думал, что может обокрасть меня. Мужчина наблюдал, за тем как я открывал чемодан, и понял, что ему крышка, когда увидел три пистолета.

У моего отца было много секретов, и этот был одним из них. Он знал, что его новая технология выведет его на новый уровень, но он был одержим идеей превзойти Кингов, поэтому он просочился в преступный мир. Ничто так быстро не продавалось на улицах, как огневая мощь.

Я испытал отвращение к этому, когда он рассказал мне обо всем. Это было сразу после того, как я вернулся с учебы за границей. Я быстро прервал ход своих мыслей, потому что воспоминание о том, что произошло после, вспыхивало вместе с золотыми прядями волос.

— Вот что я тебе скажу, — монотонно произнес я. — Если ты выиграешь, ты выйдешь отсюда не только со своей жизнью, но и с чемоданом.

Как у крысы, которой он и был, его глаза заблестели от возможности выйти отсюда победителем. Моя губа скривилась от отвращения, но он был слишком занят разглядыванием чемодана, чтобы это заметить.

— Итак, ты в деле?

— Что я должен сделать? — спросил он, уже звуча менее испуганно. Наверное, уже подсчитывает в уме свое богатство.

Я сунул руку за спину и вытащил револьвер. Его глаза расширились.

— Тому, кому судьба пророчит победу, остается в живых. Сделка?

Теперь, когда он знал, что ему нужно делать, он пересматривал свое решение.

— Подумай об этом так — я мог бы пристрелить тебя, но теперь, по крайней мере, у тебя есть шанс выжить.

Он сглотнул.

— И если я выиграю, я действительно выйду отсюда живым?

— Я человек слова, — уверенно сказал я ему. — Чтобы показать мою добрую волю, ты можешь быть первым.

Я протянул ему револьвер, и он посмотрел на него, потом на меня, но не взял.

— В-вы будьте первым, — сумел он сказать.

— Ладно, — сказал я, поднося пистолет к виску и нажимая на курок.

Его лицо вытянулось, когда в его мозгу щелкнуло, что я не вышиб себе мозги.

— Твоя очередь.

Я взял его за руку и вложил револьвер ему в ладонь.

Он посмотрел на пистолет и снова на мое лицо.

— Я бы посоветовал не пытаться стрелять в меня из него. Если ты играешь нечестно, то и я буду играть нечестно. Это касается только нас с тобой; нет никаких причин впутывать в это твоих детей, ты согласен?

Его нижняя губа задрожала. Прошло несколько секунд, а затем он дрожащей рукой поднес пистолет к своей голове. Он захныкал, нажимая на спусковой крючок. Дуло было приставлено к его виску, а глаза все еще были закрыты.

Мои люди захихикали, когда до них донесся запах мочи.

— Моя очередь, — сказал я ему, забирая револьвер из его руки.

И снова ничего не произошло.

На этот раз он приставил дуло к виску чуть более уверенно. Я замер, когда его палец начал давить на спусковой крючок. Звук выстрела оглушил меня. Я почувствовал, как брызги крови ударили мне в лицо, и его безжизненное тело с громким стуком упало на пол.

Я потянулся за чемоданом, встал и пошел прочь.

Другой рукой я снял галстук, затем вытер им кровь с лица. Один из моих людей шел прямо за мной.

— И что бы ты сделал, если бы он захотел начать первым?

— Никто никогда не стремится к смерти, — сказал я.

Смерть была иллюзией. В этом я был убежден. Что значит жить, когда тебе не для чего жить? Разве это не была просто еще одна форма смерти?

Поездка