Шрифт:
Закладка:
Внутри Рахата включилась программа самосохранения, и он уже перестал грезить о туристической ценности подвалов, перестал пользоваться рациональным мышлением. Сейчас главным было не оказаться кровавой кашицей в пасте Амат, которая прыгала и неслась так, как могут только модельки в компьютерных играх.
Турагент свернул в одну сторону, потом в другую, в третью, и с каждым сантиметром скорость Рахата становилась все меньше и меньше. Если нарисовать траекторию турагента на холсте, то получится какой-то очень необычный чертеж.
А вот Амат даже не думала сбавлять скорость — наоборот, эта тварь, сошедшая с религиозных страниц, подстраивалась под Рахата — то замедлялась, то ускорялась, то рычала громче, то тише.
Турагент начал задыхаться — и тварь зарычала громче.
Он прибавил шагу, точнее, бегу — Амат, видимо почуяв это, тоже ускорилась, шурша своими мощными львиными лапами.
В какой-то момент инстинкт самосохранения пустил в голову другие мысли — Рахат пожалел, что не написал завещания, и все его туристические труды пойдут насмарку. В глубине сознания он подумал, что бабушка Сирануш возьмется продолжать его дело — но тут же пришел к выводу, что она — последний человек, которого интересует туризм.
Потом холодный разум вновь сменился пылающим инстинктом.
Рахат откашлялся.
Амат зарычала.
Турагент налетел на стену и тут же принялся ощупывать ее руками, надеясь, что тупик ему просто чудится.
Но тупик был самым настоящим — каменным и холодным.
Коридор кончался здесь. Был только один путь — назад, прямо в лапы и когти Амат.
— И зачем вообще делать тупики там, где вы сами будете ходить? — турагент задал очень правильный вопрос, только почему-то вслух.
Тварь зарычала. Рахат обмяк, дрожащей рукой выпрямил усы и прижался стене, повернувшись лицом к Амат. Очертание существа прорисовывались в темноте.
Рахат зажмурился и еще сильнее прижался к стене.
Амат прыгнула — на этот раз бежать было некуда.
Вниз по длинной норе между реальностями, пролетая через цветные завихрения и круги, падал Грецион Психовский. Он ощущал себя Алисой, которая зачем-то выпила жидкость из баночки с провокационной надписью и погналась за галлюциногенным белым кроликом, который привел ее в мир экстаза и зависимости.
Профессора швыряло из стороны в сторону, пока он окончательно не потерял связь с реальностью. Норы кончилась, и профессор, словно бы ребенок на водной горке в аквапарке, вылетел непонятно куда.
Придя в себя, Грецион огляделся. Вместо привычного неба красовались словно бы его осколки, играющие всеми оттенками цветов. Такая же картина блекло, но виднелась где-то вдали — словно бы все пространство умещалось в огромном хрустальном шаре с потрескавшимися стенками.
Потом взгляд профессора сфокусировался на близких деталях — и Грецион словно бы заржавел.
Со всех сторон торчали могильные камни. Они росли здесь, как поганки после грибного дождя — такие же желтовато-серые и отталкивающие.
Грецион приподнялся и, шатаясь, подошел к ближайшему надгробью. Оно поросло чем-то наподобие мха, только вот он был цветным и рябил, словно вот-вот должен исчезнуть и уступить место картинке в высоком качестве.
Перед глазами все еще расплывались мигающие круги, но Психовский сосредоточился и соскреб мох с камня, не почувствовав при этом ни мха, ни самого надгробья.
Когда цветная растительность опала вниз и словно бы растворились в оползнях из краски, на сером граните (так показалось профессору) проступила надпись:
Ра.
Профессор попал не просто на кладбище. Он попал на кладбище богов.
Грецион принялся бегать от надгробья к надгробью, разглядывая надписи. Каждый раз перед ним открывалось имя нового бога: тут был и Птах, и Анубис, и Осирис, и Сет, и сотни других… Психовский даже не успевал ориентироваться, где чей могильный камень находится — просто носился и смотрел.
Потом профессор наступил на цветной мох, разросшийся перед одним из надгробий — и провалился, полетев вниз вместе с постепенно растекающимся и исчезающим словно бы в помехах мхом.
И тут начался самый настоящий сюрреализм, за которую иной художник заложил бы душу с процентами.
Грецион Психовский провалился в холодную реку Ахерон, которая, в отличие от Стикса, бурно неслась вперед, и всплески воды разлетелись в стороны такими же разноцветными крупинками. Профессор барахтался и захлебывался, но успевал обращать внимания на те места, которые проплывал. У берегов и дальше, в необъятной дали Аида, торчали могильные камни. На некоторых из них различались имена богов и божественных существ.
Грецион только разглядел надгробье с высеченным именем «Танатос», как река тут же начала проваливаться вниз, уподобившись водопаду, и с ее бурными, постепенно исчезающими потоками, вниз полетел и Грецион Психовский.
Под ним словно бы разверзлось небо — и профессор полетел вниз, от пика к подножию горы Олимп, разглядывая могильные камни богов-олимпийцев. Оказавшись у самого подножия, профессор почувствовал, как по лицу ударяют ветви.
Грецион уцепился за одну из них и посмотрел вниз.
Мировое древо Иггдраисля, гниющее и пораженное древоточцами, грибами-паразитами и другими болячками, раскидывало свое древние ветви во все стороны, поддерживая небосвод. Где-то внизу, средь веток, торчали мощные надгробья с золотыми могильными камнями, имена на которых высекли металлом. Психовский видел только отдельные буквы, но догадывался, чьи имена там нацарапаны.
Хруст — ветвь мирового древа обломилась, и профессор провалился вниз.
На этот раз он рухнул на землю.
А когда Грецион поднял глаза, то увидел перед собой огромный могильный камень, возвышающийся ввысь и только в высь, куда-то к бесконечному, разрубленному на осколки реальностей цветному небу.
На надгробье не было надписи, но какие-то легкие, воздушные контуры уже проступали.
Зато вокруг него обвилось одноглазое змееподобное существо с золотыми рогами.
— Добро пожаловать, Грецион Психовский, — раздался голос, словно бы собранный умелым звукорежиссером из тысячи несочетаемых звуков. — На… думаю, вы назвали бы это кладбищем старых богов.
Профессор, еще не совсем пришедший в себя после столь экстравагантного путешествия вокруг миров богов за восемьдесят секунд, поднялся на ноги и отряхнул розовые штаны, зеленую толстовку, а потом поправил кепку.
— Эм… Я так понимаю, что вы тот самый он, о котором они говорят?
— Вы проницательны, профессор. Да, это я — хотя правильнее будет называть меня богом.
— И чей же вы бог? И как восстали из могилы? — если бы существовала программа «Почемучка», профессор Психовский утер бы нос всем остальным участникам.
