в этом, мне все равно нужно было подкрепиться. Я забрал у Киш тарелку и продолжил выяснять проблемы, пока ел. Я спросил, не подмешала ли она случайно в мои бутылки с водой не тот порошок - что-то с кофеином. У меня непереносимость кофеина, но Киш знала об этом и заверила меня, что такого не бывает. Одну вещь я до сих пор не учел - высоту, потому что, хотя мы и поднимались на высоту, мы не были на ней очень долго. Мои легкие были в порядке во время Лидвилля всего шестью неделями ранее, и я пробежал большинство из этих ста миль на высоте более десяти тысяч футов. Источник моей проблемы оставался неустановленным, и это беспокоило меня, потому что гонка была еще не закончена. Там могло произойти все, что угодно, и, конечно, вскоре после того, как я выбрался из пункта помощи, проблемы с дыханием вернулись.

Через пять минут я остановился и попросил Дэна, моего пейсмейкера на этом участке, позвонить Киш и попросить ее и команду остаться в Поул-Каньоне на случай, если нам придется повернуть. Но я также хотел дать себе все шансы пройти через огонь. Может быть, дело в блинах? В прошлый раз я почувствовал себя лучше через пару часов, и если бы я мог оставаться в вертикальном положении и идти по тропе, то эти симптомы могли бы пройти снова.

Постепенный прогресс - это все равно прогресс, сказал я себе. Один шаг - это все, что нужно, чтобы сделать следующий.

Учитывая это, я попросил Дэна снова позвонить Дженнифер и сказать, что мы собираемся идти дальше и дадим ей знать, если что-то изменится. Мы продолжали подниматься в ночи к самой высокой точке за всю гонку на высоте 10 500 футов. Протокол был таков: сделать несколько шагов, перевернуться на спину и сильно опереться на палки, пока я не смогу сделать несколько глубоких вдохов, необходимых для того, чтобы пройти еще три-пять шагов, и повторить. Во время движения я вообще не мог дышать. Я задыхался и задыхался. Всякий раз, когда я останавливалась, чтобы отдышаться, я видела Дэна, который ждал меня с обеспокоенным выражением лица.

"Мне жаль", - вздохнула я. "Мне жаль". Должно быть, я сказал "прости" почти триста раз. Не знаю, почему я все время извинялась. В основном он отвечал: "До вершины не так уж и далеко". Это было довольно комично, потому что я знал, что мы даже не близко! Он пытался с ложечки влить в меня надежду, но надежда не привела бы меня к вершине. Хорошая попытка, Дэн! подумал я про себя.

На четвертом часу, примерно через шесть миль после 16,5-мильного отрезка - именно так, мы двигались в темпе улитки, чуть больше тридцати минут на милю, - я наконец резко остановился. "Это не... хорошо", - сказал я, задыхаясь. Я гордился собой за то, что старался, но мне все равно не становилось легче. На самом деле моим легким стало намного хуже, и Дэн решил, что нам нужно сойти с дистанции и найти медика. Он набрал номер Киш и сообщил новость, и я увидел, как его лицо опустилось при ее реакции.

"Привет, чувак, - сказал он, повесив трубку. Я все еще был согнут в талии, умоляя о кислороде. "Не хочу тебе этого говорить, но мы должны уходить отсюда".

Он объяснил, что есть только два варианта. Первый вариант - спуститься на шесть миль и вернуться в Поул-Каньон. Второй вариант - продолжать подниматься еще девять миль в сторону тропы, где нас может встретить моя команда. Все это не стало для меня неожиданностью, ведь мы ехали по узкому синглтреку. Всю ночь я искал различные тропы, которые могли бы предложить выход, но не увидел ни одной. Единственная тропа, которую я видел, - это та, по которой я шел, и я знал, что здесь, на ничейной земле, меня никак не сможет достать ни автомобиль, ни квадроцикл, ни что-либо подобное. Я также точно знал, что здесь нет вертолета, который бы вывез мою жалкую задницу. Единственным выходом было выбраться на собственных силах.

Возвращаться в Поул-Каньон было нельзя, потому что, несмотря на мое плачевное состояние, я не собирался бросать гонку. Каким-то образом я все еще был готов, поэтому вместо того, чтобы терять километраж, я решил продолжить восхождение. Это уже не была гонка. Это была война, и я был ранен, но не терял надежды, что в конце концов медики приведут меня в чувство и я смогу продолжить борьбу.

Ночь сгущалась вокруг нас, пока мы преодолевали расстояние. В некоторых местах тропа была достаточно широкой, чтобы поставить ноги одну перед другой. Обрывы материализовались из теней без предупреждения. Дыхание по-прежнему давалось с трудом, и я не переставал думать о Джоне Скопе, молодом жеребце весом в два метра 225 фунтов, который умер от отека легких во время моей третьей "Адской недели".

Я шаркал ногами вперед, облокачивался на шесты, закрывал глаза, и тут на палубе бассейна появлялся он, лихорадящий и бьющий молотом, страдающий от пневмонии и поздней стадии отека легких. Его кожа была почти прозрачной, глаза пустыми, дыхание неглубоким, как у меня. Он выглядел хрупким, как фарфор, но не собирался сдаваться. Когда он снова присоединился к заплыву на гусеницах, он был слаб, потому что едва мог дышать, и через несколько минут его нашли на дне бассейна и не смогли реанимировать.

Скоп стремился стать "морским котиком" любой ценой, и я всегда буду уважать его за это. Я бы поступил так же. В жизни есть вещи, которые требуют мышления "даже если я умру". Иногда приходится идти туда, но то, что находится по другую сторону горы, должно быть тем, чего ты хочешь больше всего на свете. Как бы я ни хотел, но финиш в Моабе 240 не соответствовал моим ожиданиям. Я добился достаточно, чтобы завершение гонки ничего не изменило в моем отношении к себе, и мне не нужно было умирать ради этого.

К тому времени я уже подозревал, что у меня высотный отек легких (ВОЛЛ) - опасное состояние, при котором легкие наполняются кровью и плазмой. Это вариант того, что случилось со Скопом, и он может случиться с любым человеком в высокогорье, даже с опытными альпинистами, на относительно небольшой высоте. Я находился на высоте около десяти тысяч футов, то есть не так уж и высоко, но, поскольку я уже пробежал более двухсот миль, я был восприимчив