– Что ж, – качок встал со скрипнувшего стула и положил руку на плечо своему коллеге Павлу, – пойдем, дорогой, займемся дворником. Думаю, он уже пришел в себя. Сказал же врач «Скорой», что ранение нетяжелое. Может быть, еще что-нибудь накопаем по ходу. Ну, бывай, майор. Жди нас с хорошими новостями.

Когда за ними захлопнулась дверь, Геннадий взял телефон и набрал номер Лены. Она должна была прийти из поликлиники, где работала врачом-педиатром.

Когда раздался ее волнующий голос, он почувствовал желание бросить все дела к чертовой матери и бежать к этой женщине, которая совсем не умела готовить, но любила его беззаветно, просто за то, что он есть.

– Это ты? – майор улыбнулся:

Лена задавала этот вопрос всякий раз, хотя на дисплее высвечивалось его имя. И ему каждый раз приходилось отшучиваться:

– На этот раз тебя беспокоит Президент Соединенных Штатов. Ты уже дома?

– Да, и готовлю тебе плов, – Лена воодушевилась. – Представляешь, сегодня наша медсестра дала рецепт сногсшибательного плова, который ей прислала родственница из Самарканда…

Геннадий вздрогнул:

– Из Самарканда? Почему из Самарканда?

Жена расхохоталась:

– А почему это тебя смущает? Всем известно, что узбеки делают самый вкусный плов.

– А тебе не говорили, кто придумал плов? – поинтересовался Волошин.

Женщина задумалась:

– Нет, не говорили. Неужели ты знаешь?

– Представь себе, знаю, – майор выдержал паузу и степенно заметил: – Его придумал Тамерлан.

– Тамерлан? – от волнения Лена часто задышала. – Вот уж никогда бы не подумала. Впрочем, я о нем очень мало знаю. А откуда тебе это известно?

– Мы сейчас занимаемся очень интересным делом, – отозвался Геннадий. – К сожалению, я не могу тебе всего рассказать.

Женщина потянула воздух носом и закричала:

– Господи, кажется, плов горит.

Она бросила телефон на стол, а Волошин, стукнув кулаком по разложенной на столе газете, весело рассмеялся:

– Ну вот, поели плов.

Глава 32

Балх. 1365 г.

Хусейн сидел на ворсистом персидском ковре и пил кумыс. Возле него суетились жены, расставляя тарелки со сладостями.

Время от времени эмир бросал плотоядные взгляды на своих женщин, предвкушая сладкие ночи. Такого гарема, как у него, не было ни у одного хана. О любвеобильности и жадности Хусейна слагали легенды. До него доходили эти слухи, но эмир громко смеялся и гладил свое отяжелевшее тело.

– Любовью, как и богатством, надо наслаждаться. В наших землях много женщин. Разве они не созданы для того, чтобы дарить наслаждение?

Неожиданно возле шатра раздались громкие голоса, и Хусейн отставил кувшин с кумысом. Его нукер с кем-то спорил.

Голос второго был незнаком, и эмир, тяжело поднявшись с подушек, выглянул из шатра. Рядом с Тургеном стоял какой-то оборванный дервиш и решительно требовал, чтобы его пропустили к Хусейну.

– Что такое? – недовольно проговорил эмир, косясь на дервиша. – Что тебе нужно, оборванец?

– Подожди оскорблять меня, – прошипел нищий. – Сначала выслушай, зачем я хочу тебя видеть. Мне было видение, господин. Я понял, что ты мечтаешь о…

– Замолчи, – перебил его Хусейн. – Немедленно замолчи…

Дервиш запахнул полы рваного грязного халата. На его пергаментном лице, испещренном морщинами, пряталась лукавая улыбка.

– Я пришел, чтобы помочь тебе.

Эмир махнул ему рукой:

– Следуй за мной.

– Может быть, прикажешь снести ему голову? – усмехнулся Турген. – Или сделать двух дервишей из одного?

– Я сам с ним разберусь, – Хусейн пошел в рощу, и нищий засеменил следом.

В абрикосовой роще было прохладно, звонко пели птицы. Эмир опустился на старый мшистый пень и взглянул на дервиша.

– Продолжай.

– Я могу помочь тебе расправиться с ним, – нищий осклабился, показав гнилые зубы. – Ты должен завладеть его саблей и вытащить из ее рукоятки жемчужину. Именно она дает силу любому оружию. Когда-то ее вручил Тимуру саид Куляль. С тех пор Тамерлан почти непобедим, и тебе это известно лучше меня.

– Так вот почему его сабля поет! – догадался Хусейн. – Значит, жемчужина… Что ж, хорошо. – Он поднялся и стряхнул со штанов остатки гнилой древесины. – Если ты сказал правду, я щедро награжу тебя.

– Поверь мне: если ты уничтожишь Тимура, то станешь самым могущественным ханом, – нищий низко поклонился. – Поспеши – и твой путь к трону станет гораздо короче.

– Я разыщу тебя, когда расправлюсь с братом, – заверил его Хусейн, однако нищий покачал головой:

– Нет, я сам тебя разыщу. И не вздумай нарушить обещание.