Время: 11 часов 2 минуты. Барода-Хаус, главный офис Северо-Индийских железных дорог. Пытаюсь получить билет на «Йога-экспресс», следующий из Нью-Дели в Ахмадабад. Шансы на успех невысоки.

Едва услышав о «Йога-экспрессе», я тут же решил, что должен на нем проехаться, и приготовился бороться за билет. Поясню: йогу я практикую исключительно в теории. Меня привлек сам «Йога-экспресс», эдакий высокоскоростной путь к просветлению. Кроме того, он направлялся в Ахмадабад — город, где мой философ-герой Махатма Ганди открыл свой первый ашрам на индийской земле и откуда повел свой знаменитый Соляной поход, который стал поворотным моментом борьбы за независимость Индии.

Путешествие на поезде в полторы тысячи километров начинается с брони билета. Покупка билета Индийских железных дорог с самого основания компании в 1853 году связана с необходимостью отстоять адские очереди и преодолеть бюрократический лабиринт. В эпоху цифровых коммуникаций ад перебрался в интернет. У меня уходит битых три часа на создание учетной записи лишь для того, чтобы обнаружить, что билетов на «Йога-экспресс» нет, ни единого. Я занимаю виртуальную очередь и скачиваю приложение для отслеживания своего продвижения. Довольно быстро я поднимаюсь с пятнадцатого на восьмое место, а затем и на первое. Внушает надежду!

Мой друг Кайлаш обращается к турагенту, и тот говорит: «Без проблем!» Один его друг, работающий в ИЖД, тоже говорит: «Без проблем!» Можно сделать вывод, что проблемы будут, и большие. В Индии ничто не является окончательным, пока не кончится. И даже после этого ничто не окончательно. Любое окончание — это начало. Любой финал подразумевает возможность продолжения.

Номер один в очереди — это, конечно, звучит многообещающе. Но мы находимся в Индии — в стране, где изобрели ноль и запросто общаются с бесконечностью[113]. Что вообще такое число? Это майя, иллюзия. Как подмечали древние стоики, если вы тонете — неважно, погрузились ли вы в воду на три метра или всего на несколько сантиметров. Тонете — значит тонете. Стоите в очереди — значит стоите.

— А почему бы тебе не полететь в Ахмадабад самолетом? — спрашивает Кайлаш. — Это быстрее и проще, чем на поезде, и лишь немного дороже.

Он прав. Но лететь я не могу. Ганди же не летал. Ни разу в жизни. Он ездил на поездах, поэтому и я сделаю так же. Ганди твердо верил, что средство важнее конечной цели. Неважно, победили вы или проиграли, — важно, как вы сражались. Неважно, куда вы направляетесь, — важно, каким образом вы туда доберетесь. Не полечу на самолете. Поеду поездом. «Йога-экспрессом».

Пора действовать решительно, думаю я, как в старые времена. И вот я уже в кабинете служащего железнодорожной компании по имени мистер Сингх. Это опрятный лысеющий мужчина, на носу у него очки в тонкой металлической оправе, на лице — кислое выражение. Я торопливо излагаю суть моих затруднений. Не мог бы он мне помочь?

Вопрос риторический. Я знаю, что мистер Сингх может помочь. В Индии объем власти прямо пропорционален размерам кабинета. Мистер Сингх — определенно человек могущественный. В его офисе не меньше трех отдельных зон ожидания; потолок теряется где-то в небесах. Росчерком пера, нажатием клавиши он способен обеспечить мне место в «Йога-экспрессе».

— Дело сложное, — произносит он так, будто мы обсуждаем не билет на поезд, а интегральное исчисление. Какое-то количество мест, поясняет он, отведено для VIP. То есть Очень Важных Персон.

— А также и Очень-Очень Важных Персон, — добавляет он.

Меня так и тянет прибегнуть к насилию, но я сдерживаюсь. Ганди бы этого не одобрил. Насилие вредит самому агрессору так же, как и жертве, говорил он. А самому себе вредить я не хочу. Пока не хочу.

Пытаюсь пустить в ход обаяние. Объясняю, что всю жизнь восхищаюсь Ганди-джи, — я добавляю к фамилии суффикс, выражающий почтение, — и полагаю, что его идеи актуальны и сегодня.

Лицо мистера Сингха выражает еще бо́льшую боль. Я так и вижу, как он взвешивает возможные варианты: что страшнее — разочаровать иностранца, гостя (да еще и с искренним интересом к Ганди-джи) или навлечь на себя гнев члена парламента или еще какой-нибудь важной шишки.

У меня здесь шансов нет.

— Обратитесь в отделение квот для иностранцев на вокзале Нью-Дели, говорит он и уверяет: — Там могут помочь.

Мы оба знаем, что это не так. Я благодарю мистера Сингха за потраченное время и спускаюсь через холл в густую склизкую массу частиц, которая в Нью-Дели считается воздухом. Кончился мой квест по добыче билета на «Йога-экспресс». Хотя индиец бы сказал — начался.

* * *

Вместе с моим другом Кайлашем я подхожу к станции метро.

— Воздух свежий сегодня, — говорит он мне.

Правда, в этом городе, одном из самых грязных на планете, свежесть — понятие относительное. Качество воздуха находится в «опасном диапазоне», хотя и чуточку менее опасном, чем вчера.

Проходим мимо двух мужчин, подметающих улицу ротанговыми метлами. В воздух взметаются тучи пыли — будто только этого в Дели и не хватало.

— Надень-ка лучше маску, — говорит Кайлаш.

Я лезу в карман и достаю хлипкую черно-серую матерчатую маску, которая, согласно обещаниям продавца, защитит мои легкие от пыли. Стоила она мне — при пересчете — полтора американских доллара. Я в нее не особо верю.

Ганди прискорбное состояние так называемого воздуха в Индии встревожило бы, но не удивило. Более века назад он уже предупреждал людей об опасностях индустриализации. Будущее Индии, говорил он, в селах, а не в городах. С точки зрения трезвого экономического расчета он был не прав. Города в стране развиваются, а деревни нищают. Зато в деревнях можно дышать.

Мы проходим мимо небольшой группы людей, расположившихся на пледе прямо на тротуаре. Девочка, не старше шести лет, смотрит в книгу. Она боса и вся покрыта глубоко въевшейся грязью. Двое молодых взрослых, указывая в книгу, что-то объясняют ей на хинди.