Я озадаченно нахмурился. Кое-какие страдания Анники не были для меня секретом, поскольку вина за них всецело лежала на мне.

– О чем ты толкуешь?

– Если мне суждено умереть, я не запятнаю себя предательством. Более ты от меня ничего не услышишь.

Какую преданность Анника внушала людям!

– Тогда последний вопрос: если ты так предан принцессе и ее семье, зачем вообще поделился со мной информацией?

– Честно? Его величество будет сражаться за престол до последней капли крови. То же самое касается и принца. Но ее высочество… – Палмер покачал головой. – Я давно наблюдаю за ней, и, на мой взгляд, она из тех немногих, кто осознает, что есть вещи поважнее короны и титулов. И всегда стремится к справедливости. Она ваш единственный ключ к королевству, если таковой вообще существует. Но если ты лжешь, я первым перегрызу тебе глотку. Надеюсь, они выйдут из этой истории победителями. Без обид.

– Разумеется, – хмыкнул я. – Благодарю за откровенность.

Колман глубоко вдохнул:

– Что теперь? Нам встать на колени.

– Нет. Вы поплывете. – (Троица обернулась на бушующее море.) – Мне опротивело бессмысленное кровопролитие. Вы отправитесь вплавь. Если утонете, значит такова ваша доля. Если уцелеете и чудом доберетесь до дома, к тому моменту ваше королевство уже будет моим, поэтому советую там не задерживаться.

Пленники стояли, остолбенев.

– Шевелитесь! – рявкнул я. – Мне недосуг с вами прохлаждаться.

Виктос и Колман обреченно побрели к воде. Плыть со связанными руками – задача утомительная… но вполне осуществимая.

– Палмер, вытяни руки, – шепнул я, тот повиновался, и я надрезал веревки ножом; теперь избавиться от них не составит труда. – В благодарность за твою честность.

Палмер кивнул и двинулся вслед за товарищами.

Вскоре все трое скрылись за юго-восточными скалами.

Спрятав меч в ножны, я поспешил в замок. Мои подозрения подтвердились. Напрасно Каван надеется на легкую победу. Король Терон вознамерился стереть его, а возможно, и всех нас с лица земли. Но пока он будет воплощать свой коварный замысел, мы захватим их замок. Я заговорщически кивнул Иниго, и он утвердительно наклонил голову.

Внезапно на пути у меня вырос Каван:

– Ну?

Мне даже не пришлось врать.

– Их тела уже в море.

Анника

Мои босые ноги тонули в густом тумане, окутавшем окрестности. Но даже сквозь непроглядную пелену я ощущала чужое присутствие. На небе сияла полная луна, ее свет преломлялся в дождевых каплях. Постепенно во мраке обозначился мерцающий силуэт.

Я направилась к застывшей в ожидании фигуре:

– Где мы?

– Дома, – последовал ответ.

Снова и снова я всматривалась в ночную мглу, и, хотя по-прежнему не видела ни зги, сердце подсказывало, что он говорит правду. Я не шелохнулась, когда он взял меня за руку. Не шелохнулась, когда он погладил мою ладонь, припал холодными губами к внутренней поверхности запястья и надел мне на палец кольцо.

– Как это понимать?

– Отныне ты моя.

Я рывком села на кровати и схватилась за грудь.

– Госпожа, с вами все хорошо? – бросилась ко мне Ноэми.

– Да, – откликнулась я, впрочем без особой уверенности. – Очередной кошмар на нервной почве.

– Как, опять?

Я кивнула:

– Распорядись, чтобы мне принесли завтрак. Не хочу появляться на людях в таком состоянии.

– Сама сбегаю. – Ноэми не собиралась упускать возможность хотя бы издали увидеть Эскала, а я не собиралась ей препятствовать. – Заодно могу вернуть книгу в библиотеку, если вы уже дочитали.

Она кивнула на том в зеленом кожаном переплете, брошенный на круглый столик и ни разу не открытый.

Судебные хроники, совершенно забытые мной в суматохе последних дней.

– Лучше подай его сюда.

– Конечно, госпожа. Потерпите, завтрак скоро будет. – Ноэми протянула мне книгу, и от меня не укрылось, как дрожат ее руки.

– Ноэми, не в службу, а в дружбу, выясни, как там мой брат. Он наверняка места себе не находит. И передай, пусть заходит в любое время, мои двери для него всегда открыты.

Ноэми порывисто задышала, радуясь поводу поговорить с возлюбленным.

– Разумеется, госпожа. – Она выскользнула в коридор, а я взялась за хроники.

Меня почему-то одолевала тревога, хотя Леннокс в книге не упоминался. Собравшись с духом, я зашуршала страницами, перелистывая протоколы ранних, до смешного пустячных заседаний. Развод, раздел имущества… Вот оно, суд над Яго. Фамилия не указана, но ниже приведена цитата самого обвиняемого: «Мы отказались от фамилий». Странно… Яго утверждал, что действовал в одиночку, тогда о каких «мы» идет речь? Кого-нибудь наверняка насторожила эта фраза. Среди присутствующих значились присяжные, несколько влиятельных вельмож и мама. Ее имя, выведенное на бумаге, ранило, точно острый нож.

Яго отказался назвать свой возраст, сказал только, что обитает на незаселенных землях, и более никакой информации о себе не раскрыл. Ни слова о жене или о сыне.

Почему он отрицал наличие семьи? Уму непостижимо!

Я углубилась в протокол, жадно вчитываясь в скупые строки.

«Обвиняемый Яго отличается крепким телосложением. Волосы темные, спутанные, глаза черные. На суде держится уверенно, вину признает. Не глазеет по сторонам, смотрит только на верховного судью, готового огласить приговор.

„Яго Отшельник, вы обвиняетесь в покушении на его величество короля Терона. Вы согласны с обвинением?“

„Согласен“.

„Вы действовали по собственной воле?“

„Да“.

„Что сподвигло вас на преступление?“

„Жажда справедливости. Вы заняли это королевство незаконно. Я сожалею лишь об одном: что не преуспел“».

Каким тоном он произнес эти слова? Авторитетным? Исступленным? Находился Яго в здравом уме или его рассудок помутился?

Почему никто не принял в расчет его притязания? Яго обосновал свой поступок, однако все пропустили это мимо ушей.

«„Итак, вы признаете себя виновным в преступлении, и суд не видит оснований считать иначе. Вы приговариваетесь к повешению и четвертованию, после чего ваш обезображенный труп будет выставлен на всеобщее обозрение“.

Вердикт встречают громогласно. Ее величество королева обращается к королю. Его величество поднимает руку и встает.

„На правах пострадавшего позволю себе высказать мнение. Конечно, я не самый милосердный правитель, но уж точно не монстр. Доведи Яго свое злодеяние до конца, приговор был бы вполне правомерным. Но поскольку мне посчастливилось выжить, с преступника достаточно гильотины. Однако его тело не должно оставаться на нашей земле“.

Присяжные не возражают.

„Приговор будет приведен в исполнение завтра на рассвете“.

Стучит молоток».

Я смотрела на страницу, где имя мамы упоминалось наряду с именем отца Леннокса. Тот день связал их воедино, связал Леннокса и меня. Тогда никто и вообразить не мог, что заседание обернется утратой королевы, супруги, матери.

Жаль, мне по-прежнему нечем ни подтвердить, ни опровергнуть сказанное