Шрифт:
Закладка:
– Точно? – усомнился американец.
– Бесспорно! – воскликнул Хью.
– А письмо не может оказаться подделкой?
– Нет, я знаю каждый завиток ее почерка!
– Есть такая вещь, как подделка… – бесстрастно продолжал детектив.
– Черт побери, приятель! – взорвался Хью. – Думаешь, я не узнаю почерка своей девушки?
– Многие люди потеряли свои деньги, просто поверив фальшивым бумажкам. Мне не нравится это письмо, капитан. Девушка в беде не писала бы суконных строк о предъявителе.
– Иди к черту. Я еду в Годалминг.
– Хорошо, – растягивая слова сказал американец. – Не зная Годалминга, я не знаю, кто тут что затеял. Но поеду с вами и разберусь на месте!
– И я! – заявил Питер, встрепенувшись.
Хью усмехнулся.
– Не ты, чудовище! Если мистер Грин едет, я буду рад; но ты мне нужен здесь, в штабе!
Он обернулся к вошедшему слуге.
– Автомобиль подан, сэр. Дорожную сумку, сэр?
– Только мой револьвер. Вы готовы, мистер Грин?
– Готов.
– Тогда – вперед!
Питер, наблюдая автомобиль из окна, видел, что американец вцепился в сиденье, а затем сложил руки в безмолвной молитве, когда Драммонд рванул с места и машина с ревом понеслась по разбитой дороге…
До места они добрались меньше чем за час, и детектив вышел из автомобиля со слабым вздохом облегчения.
– Вы, капитан, упускаете свое призвание! Идите в автогонщики! И сразу купите инвалидную коляску! Поездка стоила мне двух жвачек… – проворчал янки.
Но Драммонд был уже далеко, скрытно пробираясь через кусты к «Лиственницам»; и когда американец догнал его, он уже стучал в дверь черного хода.
– Никого! – сказал детектив задумчиво, поскольку прошли минуты, и никто не появился. – Почему бы не попробовать парадную дверь?
– Поскольку она в поле зрения другого дома, – ответил Хью кратко. – Я собираюсь взломать дверь.
Он отступил от двери, разбежался, ударил плечом. Дверь выдержала три удара… Они спешно обследовали комнаты, спальни, комнаты слуг, даже ванную. Все были пусты: ни звука нельзя было услышать в доме. Наконец, только столовая осталась необследованной, и когда они проникли туда, озираясь по сторонам, американец закинул в рот третью жвачку.
– Картина полного разгрома, – заметил он осуждающим тоном. – Похоже на притон бродяг-алкоголиков после бурной ночи.
– Они были здесь! – заметил Хью мрачно, глядя на разгромленную комнату. Скатерть была порвана, телефон лежал на полу. Фарфор и стекло, разбитые вдребезги, превратились в мусор на ковре. Неожиданная находка заставила Драммонда нагнуться и подобрать ее. Это был монокль на длинном черном шнурке.
– Линза Алджи Лонгуорта. Они взяли его…
И именно в этот момент тишину вечера нарушил отчаянный женский крик. Он раздался из дома по соседству, и американец на миг даже перестал жевать свою резинку.
Драммонд бросился вперед.
– Остановитесь, вы, молодой дурак! – кричал янки, но было поздно.
Драммонд, как олень, пересек газон и исчез за деревьями. В течение секунды американец колебался; потом пожал плечами и вышел. И несколько минут спустя автомобиль Драммонда мчался назад в Лондон. За рулем сидел мрачный человек, который, по-видимому, переживал серьезность случившегося так остро, что достал свою мятную жвачку изо рта и прикрепил на руль.
Хозяин машины в это время лежал без сознания в холле «Вязов», окруженный полудюжиной громил, и не мог осудить американца за такой акт вандализма.
в которой становится на одного немца меньше
Драммонд повел себя так, как повел бы себя любой мужчина, особенно влюбленный. Повинуясь импульсу, он помчался в логово врага, не способный разумно мыслить. Подсознательно он понимал, что поступает как сумасшедший, что не сможет ничем помочь Филлис, если сам угодит в очевидную ловушку. Но когда девушка вопит, а человек, который любит ее, слышит это, аргументы разума идут лесом. А остатки осторожности покинули его, когда он увидел ее лицо, искаженное болью, в одном из окон. Потом она исчезла, словно кто-то оттащил ее от окна.
– Я здесь, любимая!
Издав этот дикий крик, Драммонд метнулся через дверь, которая вела в дом из сада. В лицо ему ударил сильный свет; на затылок обрушился сокрушительный удар. Хью Драммонд упал, смутно ощущая вокруг себя толпу, и провалился в милосердное беспамятство.
– Это оказалось слишком легко, – нарушил тишину глумливый голос Лэкингтона.
– Так вы думали прежде, Генри, – хмыкнул Петерсон, полное выздоровление которого после недавнего недомогания засвидетельствовала неизбежная сигара. – И он всегда выскальзывал из наших рук. Если вы послушаете моего совета и прикончите его прямо сейчас…
– Убить его, в то время как он без сознания? – Лэкингтон злобно засмеялся. – Нет, Карл, ни при каких обстоятельствах. У меня к нему очень длинный счет!
Он вышел вперед и пнул Драммонда дважды под ребра с холодной, зверской яростью.
– Ну, не пинай его, когда он в отключке, начальник! Эта! Потом…
Хриплый голос заставил Генри обернуться к стоявшим в сторонке громилам.
– Ты вырубил его, Джем Смит, а я не имею права попинать его? – начал брюзжать Лэкингтон. Экс-борец начал отнекиваться тревожным шепотом, и тут Петерсон вклинился в разговор.
– Что вы собираетесь делать с ним?
– Связать и оставить, чтобы охладился, пока я не вернусь. А вот завтра… Я приведу его в сознание и поговорю с ним. Я не хотел бы, чтобы он знал то, что я собираюсь сделать с ним. Ожидание всегда восхитительно. – Лэкингтон повернулся к двоим из мужчин, стоящих рядом. – Несите его в мою комнату и свяжите как следует.
И таким образом случалось так, что Алджи Лонгу– орт и Тоби Синклер, с черным гневом и яростью в их сердцах, наблюдали, как их командира, беспомощного и связанного, унесли в центральную комнату. Они ничем не могли помочь, так как сами были связаны и привязаны к стульям. Когда громилы закончили связывать Хью, он был обмотан веревкой, словно мумия бинтами. Только его голова была свободна, беспомощно склоняясь вперед.
Лэкингтон следил за работой какое-то время; потом подошел к стулу Алджи.
– Ну что, щенок, хочешь покричать снова? – и поднял с пола кнут из шкуры носорога. – Шрам на лице сделал тебя гораздо красивее, и я хочу добавить тебе еще один. – Как на остатках твоей челюсти? – ухмыльнулся Алджи оскорбительно, и Тоби засмеялся.
