– О, пожалуйста, не обращайте внимания на наши ничтожные заботы, господин барон, – говорю я. – Так что насчет ваших семейных отношений?

– Они… как бы это сказать… сложные.

– Такое случается.

Он кивает, закрывает глаза и потом снова их открывает.

– Я не хочу вводить вас в заблуждение, – объясняет он. – Подобные мне живут втайне. Мы можем имитировать человеческий облик, но обычно нам не хватает совершенства в этом. Однако моя огромная любовь и увлечение человеческой частью мира побудили меня еще в ранней юности стать мастером в этой дисциплине. Разоблачить меня не может никто – это не под силу даже самым искусным магам. Да, смею сказать, что из любви к человечеству я стал почти настоящим человеком. Баронесса фон Хёк, которая знает и хранит мою тайну, всю жизнь поддерживала меня мудрым советом и материнской заботой, кульминацией которой стал самый благородный поступок: она усыновила меня и приняла как своего сына.

– Рада за вас, – говорю я, стараясь не выказывать свое растущее нетерпение. – Что именно это значит для моей сестры?

– Узнав о печальных событиях, связанных с неким Императорским Высочеством, я немедленно распрощался и провел день и ночь в пути, чтобы проконсультироваться с баронессой фон Хёк. К моей неудержимой радости, она поддержала меня в намерении броситься на помощь обожаемой Этцисанде и смиренно умолять ее стать моей.

– О! – восклицаю я. Не знаю, что еще сказать. Этци наверняка горит желанием выйти замуж за вид, имитирующий человеческий облик.

– Разумеется, – продолжает барон, – я буду честен с ней и не стану скрывать правду. Могу я рассчитывать на ваше благословение, леди Клэри? – Он спрашивает это с тревогой, как будто я мать Этци, а не ее сводная сестра.

– Попытайте счастья, дорогой барон, – великодушно говорю я. – Моя фея впустит вас в дом и объявит Этцисанде о вашем визите. А меня прошу извинить, мне нужно кое-что здесь закончить.

Барон понимающе кивает и еще раз бросает взгляд на валяющуюся в снегу кабанью голову.

– Вижу, – сообщает он мне и моей фее, – этот заколдованный объект оказался очень упрямым. Пожалуйста, позвольте мне помочь вам с этим неудобством! Это меньшее, что я могу сделать, чтобы отблагодарить за ваше чрезмерное гостеприимство!

Я подыскиваю слова, которые помогут мне убедить барона наконец оставить нас в покое, но моя фея, уже не в силах себя контролировать, лезет из кожи вон:

– Вы хотите отплатить нам этой услугой! Что ж, вперед, добрый человек! Поднимите этот чурбан в виде кабаньей головы на снежный бук туда, где заканчивается лестница. Сделайте это, и тогда – клянусь вам призраком моей бабушки – я больше никогда в жизни не сяду ни на одну из ваших уродливых шляп!

Заверение феи для барона стало, должно быть, чем-то вроде удара под дых, потому что его лицо внезапно бледнеет, сереет и как-то неестественно вытягивается. Пока я продолжаю удивляться тому, как у него это получается, очертания барона размываются и он сам растворяется вместе со своей одеждой в какой-то дымке, пока не становится не чем иным, как тонким, постоянно растущим столбом дыма, который словно лиана обвивается вокруг снежного бука. Ответвление этой дымчатой лианы захватывает голову кабана целиком и растет вместе с ней в высоту. Когда кабанья голова достигает первой ветки снежного бука, моя добрая фея пихает меня в бок.

– Давай же! – говорит она. – Лезь на лестницу.

Я немедленно подчиняюсь. В мыслях перебираю всех существ, о которых когда-либо слышала, чтобы хоть немного понять то, что сейчас наблюдаю. Добравшись до вершины лестницы, я прихожу к выводу, что барон фон Хёк, видимо, что-то вроде джинна – одного из тех существ, которые, к своему огорчению, часто заперты в бутылках или лампах.

Найдя такое правдоподобное объяснение, я слегка успокаиваюсь и пробираюсь через лазейку на границу с призрачным Царством. Это удается мне чуть легче, нежели утром, вероятно, из-за того, что своим последним переходом я увеличила эту дыру.

Из домика на дереве я через лазейку высовываюсь по пояс к голове кабана, которая висит на одной с ней высоте – спасибо барону-джинну. Я осторожно хватаю веревку, которая обматывает презент Випа. Мне хочется со всей силы потянуть голову к себе, однако я подозреваю, что это вызовет новое энергичное сопротивление. Вместо этого я, осторожно взяв голову обеими руками, начинаю петь песню, которую напевала раньше мама. Колыбельную, которая всегда усыпляла, но в то же время заставляла меня ощущать себя счастливой. Даже не знаю, как много раз я погружалась в сон под эту песню в ее объятиях. Теперь с ее помощью собираюсь усыпить коварное заклинание, окутавшее голову кабана, дабы перехитрить его.

Барон терпеливо переносит свой дымчатый облик и держит голову кабана на моем уровне, пока я ласкаю щетинистую шерсть, ранее принадлежавшую свирепому дикому зверю, и напеваю свою колыбельную бесконечное множество раз, пока не чувствую, что могу тихонько, очень осторожно, пододвинуть голову. Медленно, сантиметр за сантиметром, я притягиваю ее к себе, пока голова не оказывается целиком в призрачном времени, и тогда барон-джинн отпускает ее. Внезапный вес головы кабана в моих руках отбрасывает меня назад. Я опрокидываюсь на спину, и проблемный подарок, который я больше не в состоянии удерживать, скатывается с моей груди и с глухим стуком приземляется на деревянный пол домика на дереве.

Я так измучена, что в первый миг даже не могу пошевелиться. Но когда облачко крошечных зеленых точек света окутывает мою голову, чувствую новый прилив сил и с любопытством выпрямляюсь. Весь дом на дереве освещен зеленым светом, а крошечные огоньки один за другим проплывают сквозь лазейку в буковое дерево. Голова кабана, меж тем, теряет весь цвет и на моих глазах рассыпается в пыль.

Мне требуется какое-то время, чтобы осознать: я сделала это! Совершила этот тяжкий подвиг – освободила заколдованного Бога природы и тем самым уничтожила коварное заклинание, которое тогда преследовало бы меня безжалостно и беспощадно. Чувствую огромное облегчение, которое даже заставляет меня на мгновение забыть обо всех заботах и даже о тоске по любимому. Я невероятно горжусь собой и своей доброй феей, а также бароном-джинном. В этот миг он возрос в моих глазах до небес.

Без понятия, как мне удается вернуться на свою сторону и спуститься по лестнице, не разбившись. Кажется, еще никогда в жизни я не была такой измученной и уставшей. Барон, стоя у подножия дерева в своем привычном облике, протягивает мне руку. Его внешность безупречна, на лбу нет ни единой капли пота, а кричаще-яркий костюм идеально сидит на фигуре.

– Возможно ли, – спрашивает он, – что теперь дамы оповестят прекрасную Этцисанду о моем визите?

Фея-крестная, похоже, как и я, находится на пределе своих сил. Шатаясь, мы плетемся к дому. Подняться на второй этаж, чтобы сообщить Этци о визите, невероятно трудно, но я – шаг за шагом – делаю это. Она уже одета и причесана, щеки ее пылают. В невероятном наплыве чувств она кладет мне руку на плечо, и мы вместе спускаемся по лестнице в салон, где нас ждут Каникла, барон и моя добрая фея.