развеять эти страхи, поделившись планами постараться избежать участия в этой передаче, и это, казалось, поставило точку в этом вопросе, по крайней мере, на какое-то время.

Когда разговор перешел к выдающимся играм в гольф и выдержанному «Мерло», я уставился на превосходную копию «Подсолнухов» Ван Гога, выполненную бывшим пациентом «Катрин Денев» и представил, что я жужжащая поблизости пчела, способная увидеть цветы, траву и деревья в поразительной живости красок, взглянуть на это почти также, как это, казалось, видел прот. Интересно, как это воспринимают пчелы. Единственным, что пришло мне в голову, были слова Гамлета, обращенные к Горацио: «Есть многое на небе и земле, что и не снилось нашим мудрецам…»[51]

Я решил относиться к Робу так, как если бы он был мальчишкой, практически несведущим в сексуальных вопросах, каким он в действительности и был. Я хотел в общих чертах рассказать ему об этом процессе и, если я пойму, что он хорошо схватывает, показать ему несколько видеокассет, которые заполнят пробелы. Короче говоря, я собирался стать его суррогатным отцом, отцом, которого у него никогда не было в реальной жизни.

Эта ситуация не была так уж необычна. Психиатр часто должен играть роль родителя пациента, чей опыт общения с его собственным отцом или матерью был крайне неудачным. Действительно, не будет преувеличением сказать, что многие психоаналитики воспитали главы очень больших семей.

Роб пришел на свою двадцать девятую беседу на пару часов раньше обычного, как я и просил. Он казался относительно бодрым и расслабленным. Несколько минут мы болтали о выходных, которые он с радостью обсудил в мельчайших подробностях. Бродить по отделениям было для него новым и приятным опытом.

— Но, кажется, некоторые пациенты меня недолюбливают, — посетовал он.

— Дай им время, — заверил я его. — Они привыкнут.

— Надеюсь на это.

— То, чем мы сегодня займемся, немного отличается от наших обычных бесед, Роб.

Его поведение мгновенно изменилось.

— Я думал, мы покончили со всем этим.

— Сегодня никакого гипноза, Роб.

Вздох облегчения.

— Тема сегодняшней беседы — секс.

Его реакция была совершенно спокойной.

— О. Хорошо.

— Я объясню тебе основы, а потом дам посмотреть несколько кассет.

Он потянулся за яблоком, что было его личным признаком нервозности.

Я описал ему основные детали. Конечно, он знал, о чем я говорил, подобные темы периодически всплывали на протяжении долгих лет, проведенных им в школе и за ее пределами. Я просто хотел убедиться, что у него нет никаких заблуждений, и понаблюдать за ним во время этого разговора. Справлялся он вполне неплохо. Несмотря на то, что он редко смотрел мне в глаза, страха он, казалось, не испытывал.

Когда я закончил свое разъяснение, я указал на телевизор, который приготовил для этого случая.

— Я принес несколько записей на эту тему. Это даст тебе гораздо лучшее представление о предмете нашего разговора, чем все мои объяснения. Думаю, ты готов заполнить оставшиеся пробелы. Как считаешь?

— Думаю, стоит попробовать.

— Предупреждаю тебя: там все весьма откровенно. Рейтинг Х. Понимаешь?

— Да.

Я изучал его, пытаясь уловить какие-либо перемены в его поведении. Их не было.

— Если ты почувствуешь какой-то дискомфорт, просто выключи его и приходи ко мне. Я буду поблизости в своем кабинете. Договорились?

— Хорошо.

— Отлично. Ты знаешь, как включать видеомагнитофон?

— Да. Дастин показал мне.

— Дастин? Ничего себе. Ладно. Оставляю тебя одного. Мне нужно сделать несколько телефонных звонков. Тебя никто не побеспокоит.

Я подождал, чтобы удостовериться, что он все понял.

— Видишь часы позади тебя? Я вернусь в пять.

Я оставил его одного, чтобы он мог учиться тем способом, который посчитает наиболее информативным.

Я был на телефоне в течение нескольких следующих часов, отменяя столько встреч, приемов и выступлений, запланированных Виллерсом, сколько только можно было избежать, и стараясь впихнуть несколько других в мой собственный переполненный график. Также я позвонил главному больничному адвокату в надежде оградить прота от появления на телевидении. Но было слишком поздно. Документы были подписаны, и не оставалось ничего другого, кроме как идти вместе с ним или столкнуться с иском за нарушение условий контракта. После этого я провел какое-то время, переставляя вещи на своем столе, двигая кипы отсюда туда и обратно. Когда пять часов, наконец, наступило, я постучал в дверь своего смотрового кабинета.

Кто-то крикнул:

— Входите!

Я нашел Роберта, сгорбленного в своем кресле, в том же положении, в каком я его покинул.

— Как дела?

Он как раз наблюдал за прелюдией.

— Прекрасно, — ответил он, не отрывая глаз.

Я обрадовался, увидев, что это все еще был Роб.

— Хорошо. Думаю, на сегодня достаточно. Ты хотел бы увидеть что-то в этом роде как-нибудь снова?

— Кажется, это не так уж сложно, — ответил он простодушно. — Думаю, я готов попробовать сделать это.

Я спокойно сказал:

— Думаю, нам удастся найти кого-нибудь помочь тебе.

Про себя я воскликнул: «Это уж точно!»

Тем вечером нам домой позвонила Эбби. Трубку взяла Карэн. После болтовни о последних новостях к телефону подошли Рейн и Стар. Они хотели поговорить со мной. В их словаре появилось новое слово. Например, я высказал предположение, что «Великаны придут до конца этого года»[52].

— Это дерьмо собачье, дедушка, — в сущности, все, что я сказал, было «дерьмом собачьим».

Я попросил поговорить с их матерью.

— Естественно, время от времени они говорят «дерьмо собачье», — вздохнула она. — Ну и что?

— Они слишком малы для этого. Это производит плохое впечатление.

— Папа, многие дети яппи[53] ходят с аккуратно подстриженными волосами, носят галстуки и следят за своими словами, но им насрать на собственную планету и животных, живущих рядом с ними. Каких внуков ты предпочел бы иметь?

— Я встречал нескольких очень милых яппи.

— О, пап, ты невыносим. Но я все равно люблю тебя. Здесь Стив. Он хочет тебе кое-что сказать.

— Привет, Стив. Что случилось?

— Да так, просто подумал, что вы хотели бы знать, — его сдавленный смешок немного напомнил крик шимпанзе, — что сегодня днем Чарли Флинн сломал себе на ноге большой палец.

— Что же в этом такого смешного?

— Он перетащил несколько высокоинтенсивных прожекторов к большому телескопу и пытался направить их свет на зеркало. Черт меня дери, если он не отвалится.

— Зачем он это делал?

— Световое путешествие, — ответил он, хихикая. — Он пытался отправиться на КА-ПЭКС.

Прежде чем повесить трубку, мы немного поболтали о том, какими рассеянными могут быть ученые.

— Например, — добавил он, — на днях в отдел пришел сантехник, чтобы починить засорившуюся раковину. Он снял фильтр, слил в ведро грязную воду и передал его одному из находившихся там