Шрифт:
Закладка:
Его многозначительный тон мне не понравился.
Тьерри бесстрастно смотрел на нас.
– Они думают, что Блез поможет вам убить Моргану, – продолжал Тулуз, наклоняясь еще ближе. – Но вот мне совсем не кажется, что Блез пойдет на союз с человеком, который убил его сына. Впрочем, я могу и ошибаться. Я ошибался и прежде. Например, полагал, что только шассеры убивают ведьм. И все же вот он ты. – Он посмотрел на балисарду у меня на груди. – «Не шассер».
Я крепко стиснул рукоять.
– Это мощное оружие. Было бы глупо от него отказаться. – Но даже я сам услышал, как жалко прозвучало это оправдание. Увидев снисходительный взгляд Тулуза, я добавил: – И убийство Морганы – совсем другое дело. Ведь она сама хочет убить нас.
– Так много убийств… – задумчиво протянул Тулуз, снова вертя карту в пальцах. Лицевой ее стороны я до сих пор не видел. Только золотые и черные краски на рубашке. Они переплетались в виде черепа – зловеще ухмыляющегося черепа с розами в глазах и со змеей в зубах. – Ты говоришь, что больше не шассер. Так докажи. Что за карта у меня в руке?
Стиснув зубы, я не обратил внимания на шепот в ухе.
– Ты здесь экстрасенс. Откуда же мне знать?
Ищи нас, ищи нас, ищи нас.
Наконец улыбка Тулуза померкла. И сменил ее такой ледяной взгляд, что меня пробрало до костей.
– Позволь мне объяснить тебе, как обстоят дела. Клод, возможно, и доверяет тебе, но я – нет. Ничего личного, – добавил он, пожав плечами. – Я вообще никому не верю. Нам подобные только так и выживают, верно ведь?
«Нам подобные».
Произнесенные слова застыли между нами, и шепот в моем ухе стал громче, настойчивей. «Мы нашли потерянных. Потерянные здесь. Ищи нас, ищи нас, ищи нас».
– Я знаю, чего ты от меня хочешь, – проговорил Тулуз жестко и непреклонно. – Поэтому спрошу в последний раз – что за карта у меня в руке?
– Я не знаю! – выпалил я, захлопывая дверь перед голосами, отступая прочь от их нечестивых криков. Мои руки тряслись от натуги. На лбу выступил пот.
– Если выяснишь – дай знать. – Тулуз разочарованно поджал губы. Он вернул карту в колоду и встал. Тьерри тенью следовал за ним. – А до тех пор будьте добры держаться от меня подальше, капитан. Ах да, и… – он снова улыбнулся и лукаво посмотрел на мою мать, – удачи на сцене.
Лу
Срок между нынешней и следующей жизнью ведьмы крови называли «ожиданием».
– Душа остается прикована к земле, пока прах умершего не вознесется, – пробормотала Габриэль, держа чашу с кровью матери. Их лица были одинаковы в скорби – бледные щеки, влажные опухшие глаза. Я не могла и представить, как им больно.
Этьен Жилли умер не от холода и не от голода.
Его тело было сожжено почти что полностью, кроме…
Кроме головы.
Анселя вырвало, когда она упала с обугленных плеч Этьена и подкатилась к моим ногам. Я и сама едва сдержала тошноту. Горло его было искромсано, и я не хотела и думать, какую бесчеловечную пытку ему пришлось пережить сначала – сожжение или обезглавливание заживо. Хуже того, из шепота перепуганных ведьм мы узнали, что Этьен был уже не первым, кто умер вот так. С самого Модранита в округе происходило подобное, и всех жертв объединяло одно – слухи о том, что их матери когда-то были близки с Огюстом Лионом.
Кто-то охотился на детей короля. Пытал их.
Мои руки застыли в волосах Габи, а глаза метнулись к Коко и Бабетте, которые стояли и смотрели на костер Этьена. Теперь от него не осталось почти ничего, кроме пепла.
Когда мы нашли его тело, Ля-Вуазен была вне себя.
Почти всю мощь ее гнева пришлось выдержать Коко, хотя Жозефина четко дала понять, что винит в смерти Этьена меня. В конце концов, он исчез именно тогда, когда она согласилась меня укрыть. Его тело нашлось у моей палатки. И… меня неким образом привел к нему белый узор. В хаосе, который воцарился после, среди ужаса и криков, я быстро осознала, что на самом деле узор был не мой. Он находился в моем разуме, у меня перед глазами, но мне не принадлежал. Мне до сих пор было тошно от того, что кто-то так бесцеремонно проник ко мне в мысли.
Все это, конечно, было делом рук моей матери. Но зачем?
Этот вопрос не давал мне покоя. Зачем? Почему здесь? Почему сейчас? Она отказалась от своего намерения принести меня в жертву? Решила продлить страдания королевства, кусочек за кусочком, ребенок за ребенком, вместо того чтобы убить их всех сразу?
Крохотная, отвратительная частичка моей души разрыдалась от облегчения при мысли об этом, но… Моргана отрезала Этьену голову. Сожгла его и оставила у моей палатки. Это никак не могло быть случайностью.
Это было послание – очередной омерзительный ход в игре, сути которой я не понимала.
Она хотела, чтобы я знала, как он страдал. Хотела, чтобы я знала, что это моя вина. «Если тебе вздумается сбежать, – сказала она мне, – я разделаю твоего охотника и скормлю тебе его сердце». Я не прислушалась к ее предостережению и все равно сбежала. И охотника забрала с собой. Быть может, такова ее месть?
Могло ли это ужасное злодеяние быть адресовано не столько королю, сколько мне?
Глубоко вздохнув, я продолжила заплетать волосы Габи. Все вопросы могли подождать еще пару часов. Как и Моргана. После вознесения, которое должно было произойти вечером, мы собирались уйти и присоединиться к Риду в пути, независимо от того, согласится Ля-Вуазен на союз или нет. Планы изменились. Если Моргана вовсю ведет охоту на детей короля, Рид и Бо в опасности большей, чем мы предполагали. Я должна была их найти и рассказать о ее замысле, но прежде…
Габи молча смотрела, как Исме окунает в чашу палец и рисует странный символ на побеленном горшке, который она держала на коленях. Я не понимала смысла этого обряда, но знаки, которые она рисовала, казались древними, чистыми и… печальными. Нет, не просто печальными. Это были символы страданий, невыносимых терзаний души. Габи всхлипнула, утирая глаза.
Я не могла ее оставить. Пока не могла, и не только из-за траура.
Если Риду и Бо грозила опасность, то и ей тоже. Моргана только что доказала, что защита Ля-Вуазен ей не преграда.
Ансель прижал колени к подбородку, безмолвно наблюдая, как Исме продолжает покрывать кровью белый горшок. Закончив, она ушла, а Габи обернулась ко мне.
– У вас получилось заключить союз?
– Габи, не волнуйся о…
– Так получилось или нет?
Я доплела ей косу и завязала алой лентой.
– Ля-Вуазен еще не приняла решения.
Взгляд ее карих глаз был очень серьезен.
