Когда прошлой ночью они вернулись в янтарную повозку, я притворился, что сплю. Меня разрывали сомнения. Замысел мадам Лабелль до сих пор был мне не по вкусу – изображать дружбу было просто вероломно. Но если это вероломство могло победить Моргану и помочь Лу, я готов был притворяться. И терпеть колдовство тоже.

Я мог подружиться с любым, кто использовал его здесь.

Тулуз выудил из кармана колоду и бросил одну карту мне. Я безотчетно ее поймал. Жирными мазками черного, белого и золотого цвета на карте был изображен мальчик, стоящий на скале. В руке он держал розу. У ног его стояла собака.

Сначала я чуть не отпрянул. Церковь не терпела карт Таро. Годы назад Архиепископ посоветовал королю Огюсту запретить их во всем королевстве. Он говорил, что гадание на Таро высмеивает всеведение Господне. Говорил, что тем, кто промышляет подобным, суждено гореть в аду.

Как же много всего он говорил.

Я кашлянул, изображая интерес.

– И что это за карта?

– «Дурак». Или «Шут». – Тулуз похлопал розу на щеке. – Первая карта, которую я нарисовал. И набил татуировку в память о своей невинности.

Я задержал взгляд на его руках. Их украшали черные символы – по одной татуировке на каждой костяшке. Я смутно различил молнию. И щит.

– Старшие арканы, – объяснил Тулуз. – Всего их двадцать два. Десять на руках, десять на ногах. Один на щеке, и один… еще кое-где.

Он ожидал, что я засмеюсь. Я хохотнул, но слишком поздно. Смех вышел сухим, хриплым, больше похожим на кашель. Тулуз и Тьерри, явно забавляясь, переглянулись, и я досадливо скрипнул зубами. Я не знал, что сказать. Не знал, как изящно сменить тему. Господи, ну почему они сами не хотят поддержать беседу? Надвигалась очередная неловкая тишина. В панике я покосился на свою мать, которая неверяще смотрела на меня. Когда она нетерпеливо махнула мне и одними губами сказала: «Давай», Зенна неприкрыто захихикала. Серафина, однако, достала из сумки Библию и стала ее читать.

У меня все сжалось внутри.

– Э… – Я затих, не зная точно, что говорить дальше. Вы оба ведьмаки? А как давно вы об этом знаете? Ваши силы тоже пробудились после того, как вы жестоко убили своего патриарха? Хотите вместе с нами сражаться с Морганой не на жизнь, а на смерть? Все эти вопросы заметались у меня в мыслях, но я догадывался, что Тулуз и Тьерри вряд ли их оценят. Увы, положить конец моим терзаниям они не стремились. И улыбались как-то слишком уж доброжелательно. Будто им нравилось смотреть на мои муки.

А ведь наверняка однажды я пытался их убить.

Быстро обернувшись к Тьерри, я выпалил:

– Какой у тебя номер?

Черные и бездонные глаза Тьерри впились в мои. Он не ответил. Я мысленно содрогнулся от наступившей тишины. Мой голос прозвучал слишком громко, слишком резко. Это был скорее крик, нежели спокойный вопрос. Что ж, по крайней мере, Бо еще не вернулся и не видел этого. Он бы живот надорвал со смеху. Могучий Рид Диггори, самый молодой из шассерских капитанов, обладатель четырех почетных медалей за храбрость и доблестную службу, не смог завязать светскую беседу с незнакомцами.

Смех, да и только.

– Он не говорит, – сказал Тулуз еще одно мучительное мгновение спустя. – Не так, как мы.

Я ухватился за его ответ, как за спасательный круг.

– Почему?

– Любопытному на базаре нос оторвали. – Легким движением Тулуз снял колоду и стал с молниеносной скоростью тасовать карты.

Я ответил ему такой же вежливой улыбкой.

– Мы не на базаре.

– Тоже верно. – Он пролистал карты, сложив их мостом. – Мы с братом – местные экстрасенсы в «Труппе Фортуны».

– Экстрасенсы?

– Верно. В эту самую минуту я читаю твои мысли, но обещаю, что никому ничего не расскажу. Раскрыть тайну человека – все равно что пролить его кровь. Если сделать это, пути назад уже не будет.

Я нахмурился. Это были совершенно разные вещи.

– Тебе доводилось проливать кровь?

Тулуз покосился на Тьерри – лишь на миг, меньше чем на миг, но я все равно заметил. Улыбка его не дрогнула.

– Не твоего ума это дело, приятель.

Я уставился на него. Экстрасенсорика. Это очень походило на колдовство. Я украдкой оглядел их одежду. В отличие от остальных, Тулуз и Тьерри были одеты в темные цвета. Скромно. Неприметно. Люди носят подобное, когда не хотят, чтобы их запомнили. Я наклонился ближе, делая вид, что разглядываю колоду. Вблизи я чувствовал едва ощутимый запах земли, исходивший от рубашки Тулуза. И другой запах, приторный и еще более неуловимый, – от его кожи. И волос.

– Значит, ты признаешь, – сказал я осторожно. Сам по себе запах еще ничего не доказывал. Он мог остаться на теле Тулуза от другого человека. От Клода тоже пахло странно, раз уж на то пошло. – Что используешь… магию?

Тулуз перестал тасовать колоду. Если это вообще было возможно, он улыбнулся еще шире – будто именно этих слов и ждал. Затем Тулуз продолжил свое занятие, а я ощутил, как плечи и шею мне сковало тревогой.

– Любопытно услышать подобный вопрос от шассера.

– Я не шассер. – Я напрягся еще сильней. – Больше не шассер.

– Неужели? – Он поднял одну карту рубашкой ко мне. – А скажи-ка мне, что это за карта?

Я растерянно уставился на него.

– Ваша репутация вас опережает, капитан Диггори. – Тулуз забросил карту обратно в колоду. Все еще улыбаясь. Беспрестанно улыбаясь. – Я, знаешь ли, был там. В Жеводане.

Мое сердце болезненно пропустило удар.

– «Труппа Фортуны» тогда как раз завершила последнее свое сезонное выступление. Среди зрителей был лишь один мальчик – не старше шестнадцати. Он очень любил карты. Сколько раз он приходил к нам в ту ночь, трижды? – Тулуз посмотрел на Тьерри, и тот кивнул. – Полный расклад позволить он себе не мог, поэтому я каждый раз доставал для него по одной карте. И каждый раз карта выпадала одна и та же.

Улыбка Тулуза превратилась в гримасу, равно как и моя. Плечи у меня уже болели от напряжения. В следующий миг, однако, Тулуз вновь усмехнулся.

– Я, конечно же, не мог ему ее показать. А не то перепугал бы его до смерти. Наутро мальчика нашли мертвым на обочине Ле-Дан. Парнишку оставили гнить на солнце, как сбитое на дороге животное. Один шассер отрубил ему голову. И, как я слышал, обменял ее на почетный капитанский чин. Скажем прямо… – Тулуз покачал головой и рассеянно почесал шею. – Жеводанскому зверю это не понравилось. Мой друг рассказывал, что его гневный скорбный вой слышали даже в Цезарине.

Я украдкой взглянул на мать, но Тулуз все равно заметил.

Наклонившись ко мне, он тихо сказал:

– Она не знает, верно? Никто из них не знает. Для человека, который никогда не играл в театре, ты справляешься очень неплохо.