Шрифт:
Закладка:
– Я не уверена, что моя тетка согласится к нам примкнуть, Лу. Она…
Ее слова заглушил громкий крик. Исме кинулась в толпу, лицо ее было совершенно безумно.
– Где Габриэль? Где она? – Она резко обернулась и завизжала: – Габриэль!
Сестры потянулись к Исме, даже сама Ля-Вуазен попыталась ее успокоить и утешить, но та не обращала на них внимания. Она подскочила ко мне, впилась в меня лихорадочным взглядом и до боли крепко сжала мои плечи.
– Ты видела мою дочь?
От страха у меня перехватило дыхание.
– Я не…
– Она могла пойти за feu follet? – Коко накрыла ладонь Исме своей и тщетно попыталась меня освободить. – Когда ты видела ее в последний раз?
Слезы покатились по щекам Исме и усеяли снег черными цветами. Это были бегонии. Их значение я знала от наставницы по естествоведению в Шато.
– Я… Я не помню. Во время шествия она была со мной, а потом я отпустила ее руку, чтобы закончить расписывать горшок Этьена.
«Берегись».
Вот что означали бегонии.
– Не волнуйся, – сказала одна из ведьм. – Габриэль ведь уже не в первый раз убегает. И не в последний.
– Уверена, с ней все хорошо, – добавила другая. – Возможно, она просто потрясена. Слишком много горя выпало на долю такой малышки.
– Мы все были рядом, – высказалась третья, озвучив мысли остальных. – Никто не сумел бы выкрасть ее прямо из ковена. Мы бы заметили это.
– Они правы. – Коко наконец удалось разжать пальцы Исме, и к моим плечам вновь прилила кровь. – Мы найдем ее, Исме.
Когда Коко посмотрела на меня, в ее глазах я увидела слова, которые она не решилась произнести вслух: «так или иначе».
Я вполуха слушала, как ведьмы расходятся по роще в поисках Габриэль.
В глубине души я знала, что произошло. Как же велика была радость Морганы, когда она обнаружила в лагере крови не одного, а сразу двух детей короля. Время, как и всегда, она рассчитала точно. Спланировала все до мелочей.
Двадцать семь детей. По словам мадам Лабелль выходило, что всего король зачал двадцать семь детей. Найти их, конечно же, не легче, чем иглы в стоге сена. Но Моргане упорства было не занимать. Я знала, что она их разыщет, истерзает и убьет. И все из-за меня.
– Смотрите! – крикнула незнакомая ведьма спустя несколько долгих минут. Все на поляне обернулись взглянуть, что она держала в руках.
Это была алая лента.
Пропитанная…
Кровью.
Я устало закрыла глаза, но воспоминание о голове Этьена возле моих ног быстро всплыло в памяти, и я распахнула их снова. Следующей будет голова Габриэль. Прямо сейчас, в эту самую секунду Моргана, возможно, истязает ее крохотное тельце. Она отрежет ей золотисто-каштановую косу и вспорет ее бледное горло…
Исме кричала все пронзительней, и остальные стали тревожно вторить ей.
Габриэль! Габриэль! Габриэль!
Ее имя эхом разносилось среди деревьев. Оно звенело и в моих мыслях. Будто в ответ все feu follet один за другим погасли, оставив нас в темноте. Ведьмы отчаянно пытались найти Габриэль с помощью колдовства, пусть даже понимали, что с ней случилось. Понимала и я.
Габриэль не ответила на зов.
И все мы знали, что она не ответит уже никогда.
Наконец Исме упала на колени, колотя снег и горько рыдая.
Я согнулась пополам, чувствуя прилив тошноты, но чья-то рука схватила меня за волосы и выпрямила в полный рост. Темные холодные глаза смотрели на меня.
– Возьми себя в руки. – Ля-Вуазен вцепилась мне в волосы еще крепче. Я пыталась вывернуться, едва сдерживаясь, чтобы не взвыть от боли, а она с мрачной решимостью наблюдала за этим. – Твое желание исполнено, Луиза ле Блан. Алые дамы примкнут к тебе в Цезарине, и я своими руками вырву сердце у твоей матери из груди.
Рид
На следующий вечер, когда над Домен-ле-Роз сгустились сумерки, Клод вышел на городскую площадь. Сценой ему служил треснувший фонтан с чашей, полной снега и листьев. Обод заледенел, но Клод не поскользнулся ни разу. Он задорно плясал и ловкими пальцами наигрывал на мандолине бодрую мелодию. Зрители одобрительно кричали. Некоторые разошлись по парам и кружились в безумном танце, смеясь, а другие бросали под ноги Серафине лепестки цветов. Ее голос звенел над толпой. Страстный. Неземной. Слишком прекрасный для человека.
Когда я угрюмо натянул кожаные штаны, моя мать протянула мне свою чашку с розовой жидкостью. Жители деревни делали из лепестков роз свое собственное вино.
– Попробуй. Это может помочь.
Я вскинул бровь и снова поправил штаны.
– Очень сомневаюсь.
Мадам Лабелль надела для выступления новое платье. Черно-белое. Броское. Края ее маски были обшиты нелепыми помпонами. Что ж, по крайней мере, никто не покушался на нее с сурьмой. Мои же глаза чесались и горели огнем.
Зенна мне так и не рассказала, как смыть все это и не ослепнуть.
Хуже того, рубашки для выступления Деверо мне все-таки не предоставил. Пришлось нацепить плечевой ремень прямо на голую грудь. Я, конечно, надел пиджак для приличия – и чтобы согреться, – но сомневался, что выступать мне позволят в нем.
Я твердил себе, что все это к лучшему. Если среди зрителей вдруг окажется шассер, он точно меня не узнает. Ему и в голову не придет, что его капитан, некогда великий, станет разгуливать без рубашки. Или метать ножи, или красить глаза. Или носить маску с рогами. Вид у меня был совершенно несуразный. Унизительный. Меня захлестнуло стыдом от пришедшего на ум воспоминания.
«Знаешь, не так уж страшно иногда просто хоть немного пожить».
«Лу, я шассер. Мы не можем вот так… резвиться».
С крыльца пекарни я наблюдал, как Бо пробирается через толпу в плаще с капюшоном и с жестяной банкой в руке. В другой руке он держал деревянную косу. Деверо счел, что это будет уместным дополнением к его зловещему костюму. В переулке позади нас Тулуз и Тьерри обустроили палатку для своих услуг. Заманивали слабых духом обещаниями славы и счастливого будущего. Женщины расхаживали мимо них, хлопая ресницами и посылая им воздушные поцелуи. Я никак не мог взять это в толк.
– Они хороши собой, – объяснила мадам Лабелль, усмехнувшись, когда Тулуз поймал и поцеловал руку одной из девушек. – Нельзя винить их за это.
А вот я мог и очень даже винил. Если по украшенным перьями нарядам местных жителей можно было судить, Домен-ле-Роз был странным местечком.
– Молодость и красота не преступление, Рид. – Она указала на юную девушку, которая стояла ближе всего к нам и последнюю четверть часа наблюдала за мной. Смелая. Светловолосая. С пышными формами. – У тебя и самого немало поклонниц.
