Закончив вторую за утро речь, Абдула с гордостью посмотрел на свою любовь. При этом он до смешного походил на бабуина, разве что кулаками себе в грудь не стучал от самодовольства. И тогда Абхилаша поняла, что совершила огромную ошибку. Люди, конечно, достойны спасения, но спасать их нужно осторожно, не делая резких движений и желательно на расстоянии. Иначе быть беде.

* * *

Прежняя хозяйка попробовала орать и качать права, но Абдула сразу и молча ударил ее кулаком в челюсть. Она заскулила, выплюнула вместе с кровью пару зубов, отползла в сторону, тихо, чтобы ее господин не услышал, порыдала, а потом послушно занялась уборкой. Мела, чистила хлев, кипятила белье в громадных металлических чанах, перетаскивала их, и все это безмолвно, с опущенными глазами, боясь даже взглядом выразить свое недовольство.

Хоть и не любила Абхилаша прежнюю хозяйку, а все же пожалела ее. Тоже ведь человеческое существо – и тоска по красоте у нее, наверное, есть, и чувства… Унижение-то какое: час назад была тут хозяйкой, а теперь рабыня в собственном доме и прислуживает любовнице мужа, избитая и отвергнутая.

“Господи, – обратилась к небесам Абхилаша, – ну почему в людях розы и навоз так причудливо перемешаны? И я ничуть не лучше остальных. Смотрю на несчастную униженную крокодилицу – и одна часть меня радуется: мол, поделом ей, нечего было надо мной издеваться. А другой половине стыдно и жалко. И помочь ей хочется, и покаяться, потому что я и есть причина ее унижения. Переспала с мужем, выкинула жену из дома, а сама на ее место…”

Прежняя хозяйка тем временем тащила через двор бак с кипятком. Встретившись глазами с удачливой соперницей, она заискивающе улыбнулась, и жалость со стыдом в Абхилаше победили. Она бросилась к женщине, чтобы помочь, утешить, извиниться, дать понять, что не претендует… И Абдула ее, и двор с двенадцатью овцами ее, и глиняная хижина, и хлев, и поле с коноплей на горе – все только ее…

Ожог! Темнота! Влага и горячий воздух, разрывающий легкие! И прана, мечущаяся по телу, не находящая выхода, разбухающая, истеричная. И торжествующая жена Абдулы, опрокинувшая на ненавистную соперницу чан с кипятком. Она выжгла стыд, и жалость, и гордость, и злорадство – все выжгла… Не человеком стала Абхилаша, а плевком на раскаленном утюге. Шипящим, испаряющимся, исчезающим… И тогда, срывая с лица обжигающие, не дающие дышать тряпки, она закричала:

– Fuck, fuck, fu-u-u-u-u-u-u-u-u-u-ck!

Абдула и его жена замерли. Немая заговорила, да еще по-английски, да еще прямо у них во дворе… Несколько секунд они недоуменно переглядывались, а потом нелюбимая жена тоскующего по красоте крестьянина ликующе завопила:

– А я говорила, что она колдунья? Говорила? Говорила?! Американка она, шпионка подосланная, со свету нас сжить хочет!

И только когда Абхилаша, выгнувшись дугой и закрутившись колесом, стала сбрасывать старую кожу, вредная хозяйка убогой хижины заткнулась, прикусила язык и прикрыла рукою глаза. От Абхилаши исходило сияние, куски обваренной кожи падали на землю, а на их месте появлялся белейший тончайший покров, какой бывает только у ангелов. Звездная женщина ничего не могла с этим поделать: плохо, конечно, раскрываться перед малознакомыми дикими людьми, но организм сам принял решение. Зрелище было не для слабонервных: сияющая женщина-колесо, почти парящая над землей, сбрасывающая обваренную кожу и превращающаяся… Неизвестно, в кого превращающаяся, но не в человека точно.

Абдула развернулся и побежал прочь; он что-то возбужденно кричал, а испуганная жена противно ему вторила. И без перевода было понятно – зовут на помощь, чтобы уничтожить проклятую американскую нечистую силу. Дожидаться появления всей деревни с вилами и древними английскими винтовками наперевес Абхилаша не стала и, замотавшись в ветхое сари, рванула в сторону гор. К звездам.

* * *

Она стояла на небольшом скальном уступе; метрах в двадцати выше нее, на вершине горы, находилась спасительная обсерватория. Ниже по узкой каменистой дороге мчалась погоня во главе с одаренным ею из жалости любовью Абдулой. Абхилаша на секунду расслабилась, потеряла концентрацию, и вышедшая из повиновения прана рухнула в ободранные о камни ноги, сделала их непослушными, неспособными двигаться. Все. Она не успеет. Здесь кончится ее путь к звездам.

Ну что ж, значит, она будет стоять на этом маленьком уступе, пока не стащат. Возможно, в следующей жизни у нее получится лучше, а этот экзамен ею провален. Жалко, конечно, потраченных усилий, но судьба не компьютерная игрушка, где непройденный уровень можно повторять сколько угодно раз. Судьба – это серьезнее и труднее, ничего в ней не повторить, и опыт не накапливается, каждый раз первый… В запасе было лишь несколько минут. Потом ее будут мучить и в конце концов убьют. Что ж, эти несколько минут нужно провести с максимальной пользой. Она так и сделала. Закрыла глаза, успокоилась и вспомнила все, что с ней случилось на этом обороте колеса сансары. Абхилаша надеялась найти свою главную ошибку, но нашла другое.

Она нашла силы. Ее путь был труден, хаотичен, но тем не менее красив. Она карабкалась не только по скале – она по жизни карабкалась. Делала страшные ошибки, падала, срывалась, обдирала в кровь тело и душу, но карабкалась, почти поднялась… Умереть сейчас означало перечеркнуть все. Как если бы художник, едва закончив портрет Моны Лизы, поставил на нем жирную размашистую кляксу. Глупо, несправедливо, преступно. А еще обидно, до того обидно, что судорогой сводит онемевшие ноги, и закипает в них прана, и поднимается вверх в поисках выхода. Потому что убийство красоты невозможно простить и отработать. Убийство красоты – это…

Она поймала ее в самый последний момент, уже падая с крошечного уступа. Хаотично метавшаяся прана замерла в одной точке, где-то между глазами, чуть выше переносицы. Все как учили. Стало очень горячо, и захотелось сомкнуть веки, чтобы избавиться от этого жара. Но она не сомкнула, а, наоборот, запрокинув голову, раскрыла пошире глаза и посмотрела в небо.

Дальше случилось чудо: Абхилаша взмыла вверх и через секунду оказалась перед огромными деревянными воротами обсерватории. В самый последний момент, осознав, что летит, она испугалась и рухнула с высоты нескольких метров на землю, расшибла сильно колени, но внимания на такую мелочь не обратила. Стала колотить кулаками в ворота, умолять, чтобы открыли, спасли, пустили в безопасный звездный оазис. Мысль просто перелететь через высокую стену у нее почему-то не возникла. Да и не получилось бы ничего – ушла прана, израсходовалась вся на чудесное вознесение к звездам. Удары кулаков в ворота с каждым разом слабели, а голос становился тише. Кончались силы, и жизнь, похоже, тоже заканчивалась…

– Я американская гражданка, – не зная, какие еще привести аргументы, едва слышно стонала Абхилаша. – Пустите, ну пустите же, они меня убьют…

Большинство звездных братьев столпилось перед уличным экраном, наблюдая, как раненая женщина просит о помощи. Хотелось помочь, но правила были строги: никаких женщин в мужском звездном братстве, и уж тем более местных женщин. Несмотря на чистый английский незнакомки, выглядела она как местная. Начальник службы безопасности по кличке Big Russian Dan все же решил доложить о происшествии профессору Расмуссену.