Шрифт:
Закладка:
Но принц Ирисов поступил ровным счетом наоборот — он намеренно желал ее обидеть, сделать больно, да так, чтобы уж точно разбить сердце. Страшная подлость! Быть может, он рассчитывал на то, что Джуп зальется слезами и убежит. Или же закричит в ответ: «Я тоже ненавижу вас, Ваше Цветочество и не желаю здесь оставаться!» — ведь он искренне не задумывался о том, что будет с Джунипер Скиптон и Мимулусом Абревилем после того, как они откажутся служить при усадьбе, и совершенно по-королевски упускал из виду главную причину долготерпения своей новоиспеченной придворной дамы.
Однако вместо этого Джуп, молча выслушавшая его речь, поднялась с места и отвесила принцу такую оплеуху, что Ноа опрокинулся вместе со стулом, всплеснув целую светящуюся волну пыльцы. Именно такие оплеухи научили ее давать старшие сестры, когда она только-только начинала разносить кружки с пивом в «Старом котелке» и все еще терялась от скабрезных замечаний некоторых постояльцев. "Бей так, чтобы в ушах звенело! — сурово говорили Табита и Урсилла. — Чтоб никому не показалось, будто ты шутишь или кокетничаешь! Размахнись как следует, от плеча, да не жалей руки — поболит немного и перестанет!". Сестры Скиптон знали толк в оплеухах — куда же без этого в портовой гостинице средней руки!..
Именно такой — звонкой, хлесткой, от плеча — и получилась эта выдающаяся пощечина, равной которой не видели стены Ирисовой Горечи.
— Джуп! — закричал мэтр Абревиль, вскакивая с места в немалом удивлении — об этой способности своей невесты он еще не знал. — Что ты наделала! Разве можно так обращаться с принцами?! Ваше Цветочество!..
И словно эхо откуда-то издали донеслись встревоженные причитания: «Ваше Цветочество!.. Ваше Цветочество!..» — домоправители торопились предстать перед своим господином, чтобы держать ответ за любые недочеты в устройстве званого ужина, которые вздумалось найти капризному Ноа.
— Быстрее, Мимму! — Джуп уже стояла на коленях рядом с принцем, который с трудом моргал, пытаясь прийти в себя. — Давай сюда его кубок!..
И спустя мгновение нектар уже лился принцу в рот. Большая часть, конечно, проливалась мимо, но что-то попадало и куда надо, довершая начатое — благо Ноа и без того порядочно поднабрался.
— Джунипер, что ты делаешь?! — страшным шепотом промолвил мэтр Абревиль, тоже падая на колени рядом с принцем, который окончательно обмяк и затих.
Но Джуп не успела ничего ему ответить — только громко шикнула, призывая молчать, поскольку господин Заразиха и дама Живокость уже показались в дверях, толкая друг друга локтями. Обоим хотелось предстать перед своим господином как можно быстрее, чтобы напомнить о своей исключительной услужливости. Над их головами кружили сороки, злорадно хохоча и выкрикивая: «Торопитесь, выскочки! Торопитесь на расправу!».
— Ваше Цветочество! — восклицали домоправители, перекрикивая друг друга и ничего не видя за тучами блесток, поднимавшихся от каждого их шага. — Вы за нами посылали? Что произошло? Кто-то сказал что-то ЛИШНЕЕ?
— Ничего лишнего! — сказала Джуп, с невесть откуда взявшейся величественностью поднявшись на ноги и преградив им путь. — Единственное, что желал сказать вам принц, так это то, что нектар, который подали к праздничному столу, никуда не годен! От него у принца разболелась голова и началось несварение! Поспрашивайте виночерпия, если не верите мне — и он подтвердит, что Его Цветочество был СТРАШНО недоволен. И то верно — разве можно в таком состоянии здоровья пить хмельные напитки и принимать гостей за праздничным столом?.. А затем принц пожаловался на приступ дурноты, и, как видите, хотел выйти из-за стола, но ослабел и упал…
— Светлейший принц! — возопил старый гоблин, да так испуганно, что можно было поверить, что он действительно беспокоится о самочувствии Ноа. Впрочем, зоркая госпожа Живокость тут же шепнула ему, что принц жив — просто в стельку пьян, — и гоблин тут же потерял интерес к состоянию своего подопечного. Чрезмерное употребление нектара было обыденным делом среди цветочной знати, и не случалось еще такого, чтобы принц из благородного дома умер из-за столь прозаичного увлечения, как пьянство.
— Безобразие! — продолжала неумолимая Джуп, не давая опомниться домоправителям. — Его Ирисовое Высочество только и успел сказать, что ему дурно, и он чувствует, как необходимы ему отдых и забота. А так как здесь никто, кроме меня, не может о нем позаботиться как следует, то я буду находиться при нем неотлучно, пока он не придет в себя!..
Чудесным образом эти слова оказались именно теми, которых так ждали Заразиха с Живокостью, и они окончательно успокоились, не успев толком заподозрить что-то дурное.
— Позаботиться о нашем несчастном принце! — воскликнул гоблин, едва не заурчав от удовольствия. — Что за славная идея!
— Нашему бедному мальчику просто необходимо чье-то доброе внимание, — приторно-сладким голоском прибавила трясинница, и повернулась к Заразихе, чтобы без слов, одним только победным выражением своего зеленоватого тощего лица сказать: «Ну разве я не была права, старый вы гоблин?».
И только разочарованные сороки ворчали: «Все впустую! Вечер не удался!» устраиваясь поудобнее на плечах своего верного птичника. Они так надеялись, что принц успеет прогневаться еще на кого-нибудь!
Господин Заразиха начал повелительно вопить на всю усадьбу, госпожа Живокость, не желая отставать, принялась звать свою половину дворни, и вскоре у праздничного стола собралась толпа переполошившихся гоблинов, кобольдов и бледных озерных дев — то ли утопленниц, то ли русалок. Вся эта орава, повинуясь приказаниям домоправителей, подхватила бесчувственного принца на руки, а затем, визжа, ругаясь, и оттаптывая друг другу ноги, потащила его вон из зала.
— Ох, цветочной знати и впрямь нужно быть очень живучей, — пробормотала Джуп, глядя, как тело Ноа заваливается то вправо, то влево, то вниз головой, то вверх, и только чудом цепкие руки челяди в последний момент не дают голове принца приложиться о ступеньки или врезаться в дверной косяк.
— Сударыня Джунипер! — господин Заразиха и госпожа Живокость уже привычно подхватили гостью под руки. — Вам нужно идти за Его Цветочеством! Вы сами сказали, что желаете о нем позаботиться! Окружить его добротой и теплом, вниманием и любовью, да-да, любовью...
— Я полагаю, — начал было говорить Мимулус, разволновавшийся из-за решительности Джуп едва ли не