Шрифт:
Закладка:
Говоря о западной социалистической революционной прессе, необходимо отметить и вышедшую в 2006 г. в журнале «Спартаковец» довольно обширную статью, посвященную Кронштадту и его историческому контексту, «Большевизм против контрреволюции (российские архивы опровергают ложь анархистов, снова)»425. Авторы статьи, полемизируя с анархистами, верно отмечают самое слабое место анархистских концепций – представление о кронштадтцах как «единой массе недифференцированных тружеников, самоотверженно сражающихся за идеалы ”свободных советов”». Верно оценив ошибку публицистов-анархистов, авторы статьи сами повторили ошибку Л. Д. Троцкого, считавшего, что матросская масса к 1921 г. сильно изменилась, в ней стали преобладать маргинальные и крестьянские элементы, а подлинно революционные матросы разъехались по всем фронтам Гражданской войны. Игнорируя исследование С. Н. Семанова, убедительно доказавшего, что главной движущей силой движения были старослужащие матросы «Петропавловска» и «Севастополя»426, и наоборот, опираясь на выборочную подборку опубликованных в 1990-е гг. документов, авторы статьи не отходят от версии Л. Троцкого. Авторами верно отмечается серьезное влияние на конфликт внутрипартийных разногласий, которые и спровоцировали движение матросов. Правильно оценив влияние внутрипартийного кризиса, авторы, однако, не иллюстрировали механизм разрушения военных и партийных структур в Кронштадте, а также не анализировали деятельность Кронсовета. Основной же упор в статье сделан на контрреволюционном характере выступления. Опираясь на исследования Ю. А. Щетинова и используя документы, опубликованные П. Эвричем, авторы статьи, по сути, повторили уже известную версию о заговоре, о связи мировых «империалистов, царских офицеров и ВРК». Статья очень интересна полемикой с анархистами, но в целом повторяет такую же дискуссию 1930-х гг., которую вел Л. Д. Троцкий на страницах «Бюллетеня оппозиции». Новые же, открытые только в 1990-е гг., документы и здесь использовались выборочно и только для подтверждения уже существующих концепций.
Аналогичную дискуссию мы находим и в немецкоязычной прессе. В 2011 г. в ответ на статью К. Гитенгера «Кронштадтская коммуна»427, опубликованную на австрийском анархистском сайте www.anarchismus.at и являющуюся фактической проработкой концепции А. Беркмана и И. Метт, выходит небольшая брошюра (также в электронном виде) С. Кюна «Мифы Кронштадта – или выдуманная революция (о Кронштадтском восстании 1921 г.)»428. Как и авторы статьи в «Спартаковце», С. Кюне считает, что выступление матросов было контрреволюционно, инспирировано извне, а матросская масса изменилась до неузнаваемости к 1921 г. Фактически эта публицистическая работа также повторила ключевые тезисы Л. Д. Троцкого.
Еще одним свидетельством интереса европейских социалистов к событиям в Кронштадте в 1921 г., их идеализации «Кронштадтской коммуны» стала публикация издательством «Либертарианская альтернатива» небольшого сборника документов «1921, восстание красного Кронштадта»429 во Франции в 2002 г. (переиздан в 2011 г.). Авторы введения считают, что в Кронштадте столкнулись концепции социализма «сверху» и подлинного народного социализма. А поражение матросов – это поражение всего рабочего движения. Такой подход в очередной раз продемонстрировал существование в мировом социалистическом движении многочисленных течений, так по-разному видящих прошлое и будущее социализма. Следует отметить, что авторами привлечены были не только программные документы самого ВРК, а были опубликованы переводы на французский язык уже вышеупомянутых статей Л. Д. Троцкого, В. Сержа и А. Цилиги 1930-х гг.
В 1990–2000-е гг. в западной историографии так же, как и в России, хотя и в гораздо меньшей степени, исследователи привлекали рассекреченные после 1994 г. документы. В первую очередь, по понятным причинам, авторы опираются на материалы, опубликованные в сборниках. Но нужно признать, что зарубежные специалисты начинают пользоваться этими комплексами документов лишь в ограниченных масштабах, выборочно и в основном только для подтверждения уже существующих версий и концепций. Так, например, опираясь на вновь опубликованные документы, Израэль Гетцлер в своей статье «Роль коммунистических лидеров в кронштадтской трагедии 1921 года в свете недавно опубликованных архивных документов»430, вышедшей в сборнике «Революционная Россия» в 2002 г., лишь подтвердил свои концепции 1982 г. Фактически опираясь на «доклад Агранова…», автор подтвердил стихийность выступления матросов, а также подробно рассказал о роли коммунистических лидеров в подавлении выступления и последующих репрессиях. Именно этот сюжет при работе с новыми документами в первую очередь и интересовал И. Гетцлера, а не исследование социально-экономических процессов в 1917–1921 гг., связи мятежа 1917 г. и выступления 1921 г., влияния внутрипартийных конфликтов. Большое внимание, уделенное И. Гетцлером этим аспектам в 1982 г., и делало тогда его книгу чрезвычайно интересной, несмотря даже на слабость источниковой базы. С открытием, к примеру, фонда Кронштадтского совета в архиве ВМФ для исследователя могли открыться дополнительные возможности в разработке его концепции. К сожалению, даже постановка проблемы в новом исследовании И. Гетцлера возвращает его в предыдущую историографическую парадигму.
Также в рамках предыдущей историографической парадигмы осталась и книга «Кронштадт»431 Жан-Жака Мари, одного из ведущих французских специалистов по СССР. В 2005 г. Ж.-Ж. Мари выпустил во Франции свое исследование, посвященное Кронштадтским событиям 1921 г. Этот французский автор активно привлекал документы из сборника «Кронштадтская трагедия» (хотя сам Ж.-Ж. Мари чрезвычайно эмоционально критиковал этот сборник). Но итоговые оценки выступления матросов, к сожалению, также далеко не ушли от традиционных для западной историографии версий и трактовок. По мнению Мари, конфликт в Кронштадте – это симптом противостояния бедных классов и коммунистического авторитаризма, а поражение кронштадтцев – поражение «социалистических идеалов свободы».
Увы, в отличие от отечественных исследователей зарубежные специалисты не внесли в 1990-е – 2000-е гг. в разработку «кронштадтской» проблематики существенного вклада. Во вторую половину 1980-х – 2000-е гг. новых специальных работ, посвященных кронштадтской проблематике, почти не было. Переизданные работы и новые исследования базируются на прежней методологии, оценки событий в точности повторяют выводы, уже известные нам по работам 1950–1980-х гг. Даже появление огромного массива рассекреченных архивов и исчезновение политического противостояния с коммунизмом не позволило западным исследователям уйти от устаревших представлений о кронштадтском конфликте как об элементе общероссийского антибольшевистского крестьянского движения, как о третьей подлинно социал-демократической революции. Не смогли западные исследователи отказаться от идеализации мотивации матросов, они по-прежнему всецело и полностью доверялись программным документам кронштадтцев. По-прежнему несколько особняком стоят работы приверженцев версии Л. Д. Троцкого. Но и в работах этих авторов не преодолены противоречия, свойственные трактовке самого Троцкого, – искусственное разделение кронштадтцев на «хороших» (1917 г.) и «плохих» (1921 г.), стремление даже в самых сомнительных фактах увидеть заговор кронштадтцев с эмигрантскими контрреволюционными кругами.
Приходится констатировать, что новейшая западная историография «Кронштадтского антикоммунистического восстания» отличается застойным характером и переживает кризис из-за отсутствия новых исследовательских подходов. Пока западные авторы не смогут критически взглянуть на программные документы матросов, пока не увидят сугубо местные причины конфликта, они так и останутся в плену идеологем холодной войны, не приблизившись к пониманию всей нашей Революции – да
